Мы жили тогда в Чикаго, но трагедия произошла не там. Я был в отпуске, и мы путешествовали на автомобиле, пересекая всю Америку с востока на запад. Ехали, заезжая в национальные парки. Когда мы добрались до Лос-Анджелеса, конечного пункта нашего путешествия, нам уже изрядно приелись дорожная пыль и шорох асфальта под колесами. Мы давно собирались приобрести новую машину и поэтому твердо решили продать старую в Лос-Анджелесе, в Чикаго же возвратиться на самолете.
Перекусив в Беверли-Хиллз, мы поехали в центр города, в театр. У меня в кармане лежали золотые часики, украшенные бриллиантами, — подарок к её юбилею. После спектакля мы зашли в бар и выпили по коктейлю.
— Джонни, — сказала она, — мы здесь уже два дня и, возможно, завтра уедем, а я так и не видела Тихого океана. Быть рядом и не полюбоваться морской стихией — разве не стыдно?
Я согласился, что это действительно было бы непростительно.
— Сегодня прекрасная лунная ночь, — сказал я. — Давай поедем в Санта-Монику и погуляем по пляжу.
Ей захотелось сесть за руль, и я не стал возражать. Мы ехали, придерживаясь западного направления, но где-то потеряли ориентацию и выехали к каньону, где всё и произошло. Автомобильная катастрофа и убийство.
Диерда вела машину на большой скорости. Ничто не предвещало опасности, дорога впереди была свободна, не считая одного автомобиля, двигавшегося нам навстречу. Признаков, что его водитель пьян, не было заметно вплоть до того момента, когда он неожиданно не выехал на встречную полосу и мы не оказались на грани лобового столкновения. Случись это, и нас обоих не было бы в живых, мы отправились бы на тот свет мгновенно и без страданий.
Диерда резко повернула руль. Машины промчались в противоположных направлениях, не задев друг друга, но на скорости около пятидесяти миль в час нас вынесло на обочину, потом на шестифутовый откос, и мы с лету врезались в дерево. Как и Курта Стиффлера, меня выбросило из автомобиля. От удара у меня слегка помутилось в голове, но боли я не ощутил. Несколько раз перекатившись через себя, я попытался встать на ноги, чтобы подойти к машине, откуда неслись душераздирающие крики Диерды.
Левая нога отказывалась мне повиноваться. Она была сломана. Я пополз. Машина лежала на боку, а тело Диерды наполовину высовывалось из ветрового стекла. Лица у неё не было, только один глаз болтался на тонкой жилке. Рука её была почти полностью оторвана, и кровь как из насоса, била из раны на том месте, где должна была находиться грудь. Из живота торчал кусок стекла, красный от крови. И она кричала, отчаянно кричала!
Моя рука отыскала на земле камень. Я взмахнул им, и её крики прекратились. Затем начал кричать я, кричал до дурноты, до потери сознания, надеясь на приход смерти, но она не пришла.
Очнулся я в больнице. Сломанная нога, искалеченные ребра — раны, которые заживут, и ещё одна рана, которая не заживет никогда.
Я потерял рассудок, если не полностью, то частично. Я отказывался говорить, не желал рассказывать о происшедшем. Если бы не депрессия, я безусловно рассказал бы всю правду, в том числе и то, что я убил ее. Мне было безразлично, как меня накажут. Я приветствовал бы свою смерть. Был бы рад ей, потому что совершил убийство. Нет сомнений, что она умерла бы от потери крови или ужасных травм, прежде чем ей успели бы оказать помощь. Позднее я узнал, что врач прибыл на место аварии только через час. Я был уверен, что Диерда, обезображенная до неузнаваемости, сама не пожелала бы жить дальше. Не знаю, правда, таков ли был ход моих мыслей, когда я держал в руке камень. Возможно, я был просто не в состоянии выносить её ужасающие вопли.
Никто не подозревал о моей причастности к её смерти. После шести недель пребывания в больнице меня направили в санаторий, где я окреп физически и смог передвигаться, опираясь на трость. Морально, однако, я по-прежнему пребывал в состоянии шока и был настолько подавлен, что в любой момент мог наложить на себя руки. Возможно, в конце концов я так и поступил бы, но что-то остановило меня. Вернее, кто-то, потому что постепенно мне стало ясно, что Всевышний имел в отношении меня собственные планы и не желал, чтобы я уходил из жизни преждевременно. Я прекратил бы свое земное существование хоть сегодня, прямо сейчас, подай Он мне знак, что я искупил свою вину беззаветным служением Ему и теперь свободен. Свободен, чтобы снова соединиться с Диердой, ибо, обретя Его, я проникся чудесной правдой о бессмертии души.
Я знаю, что опять встречусь с Диердой и увижу её не такой, какой видел в последний раз. Тогда она была существом из преисподней, а я не сомневался, что наша встреча произойдет на небесах.