Теперь можно не торопясь начинать подготовку к вечерней акции. Первым делом пройтись по периметру крыла острым ножом. Теперь переодеться в форму немецкого капитана. Подвесную систему парашюта и все лишнее в предварительно выкопанную ямку и обрызгать специальным составом. Закопать и присыпать снежком. Если и найдут случайно, то в конструкции моего крыла все равно ничего не поймут. Кислота через полчаса свое дело сделает. Так, проверить оружие и боеприпасы. Сложенную ткань купола в значительно похудевший баул. Готов. Маскировочную накидку сверху и, неторопясь, перемещаемся к выбранному месту. Останавливать буду здесь. Баул в сугроб, оставленный снегоуборочными машинами. Отлично. Только ручки, припорошенные снегом, торчат. Сам устраиваюсь у ближайшего дерева, прислонившись к стволу. Смеркается. Под накидкой меня хрен кто разглядит. Движение на юг постепенно усиливается. Рабочий день на базе к концу? А во сколько поедет Браун? Если у него все по плану, то скоро. А если нет? Лишь бы не улетел куда. Аэродром базы тоже на самой северо-западной оконечности острова. Его взлетно-посадочная полоса отчетливо просматривалась на аэрофотоснимках. Вон уже и автобус с руководством в очередной раз на юг проехал. Задерживаетесь барон. А мне здесь совсем не жарко. Скорее даже наоборот. Осторожно достаю фляжку и делаю пару глотков спиритус вини. Противно-то как. Зато изнутри греет.
Вот он, серый «Майбах»! Сбрасываю накидку и перелетаю через сугроб до того, как на меня попадает свет фар. Машина только начинает притормаживать, а здесь уже стою я с поднятой рукой в перчатке, перегораживая край дороги, весь из себя такой спокойный и уверенный. В кармане приготовленный ствол. Не остановится, получит пару выстрелов по колесам и не впишется в поворот. Одно плохо. В этом случае далеко на себе тащить придется. А так не хочется. «Майбах» останавливается прямо передо мной. Спокойно и не особо быстро подхожу к приоткрывшейся дверце.
— В чем дело, гауптман? — слышу я недовольный голос.
— У меня приказ, герр Браун. Взгляните, пожалуйста, на ту сторону дороги.
Удивленный барон поворачивает голову вправо. Резкий рывок двери и точно дозированный удар ребром по горлу. Клиент в отключке и готов к употреблению. Быстро перетаскиваю тело на заднее сиденье и запихиваю туда же мгновенно выдернутый из сугроба баул. Только успеваю захлопнуть заднюю дверцу, как из-за поворота появляются фары встречной автомашины. Кто там внутри я в упор не вижу. Влип? Ну, это еще бабушка надвое сказала. Не будут же они сразу стрелять, не разобравшись в ситуации. Машина останавливается почти напротив «Майбаха». Из правой двери выходит какой-то оберст и спрашивает:
— Что-то случилось, герр Браун? Помощь нужна? — и тут же удивленно, — Гауптман? Но ведь это машина…
Закончить предложение он не успел. Стоял и смотрел, открыв рот, как я прошиваю пулями все места в его «Мерседесе», где может кто-нибудь находиться. Звон осыпающихся стекол был громче звука выстрелов из пистолета, оснащенного эффективным глушителем. Когда же оберст начал лапать свою кобуру, я сделал ему аккуратный третий глаз между уже имевшимися в наличии. Быстро убедившись в отсутствии свидетелей в «мерсе», а там оказался только свеженький трупп водителя, я в темпе покинул такое неудачное место засады. Чертов полковник вермахта, взял и испортил настроение. Теперь шум поднимется значительно раньше, чем мне хотелось. Как хорошо оказаться внутри теплого «Майбаха» после промозглого февральского балтийского ветерка и опять пошедшего снега! Увы, ненадолго. Через пяток километров должна быть развилка дороги с поворотом к берегу. Просматривая фотографии, я наткнулся на это странное небольшое здание, рядом с обычным домом. В чем странность? Судя по размеру отбрасываемой тени, высота помещения была максимум пара метров. Очень низенький домишко. Крыша притом, была тоже какая-то странная. Мелкие прямоугольники с зеленоватыми переливами. Но, главное было, что у самого берега удалось разглядеть стационарный пост береговой охраны. Если его нейтрализовать, то там втихую можно будет уйти.
Втихую? А вот фиг вам! То бишь, индейское национальное жилище, как говорил любимый герой моего детдомовского детства. Наглость, какая! Гады! Сволочи! Я вам рога пообломаю! Через четыре месяца собрались ударить всеми силами своего вермахта по моей Родине? Оружие возмездия свое недоделанное здесь сляпать пытаетесь сверхчеловеки фашистские? И одновременно цветочки выращиваете?
И чего я тогда так разошелся? Перенервничал во время операции? Может быть раньше времени отходняк начался? И кто же меня ненормального знает. Во всяком случае, когда расталкивая льдины подплыла к берегу резиновая лодочка, связанный Браун, глядя на меня, как на нечто ужасное, отталкиваясь ногами, все время пытался отползти подальше. Сзади замерзала разгромленная теплица (тоже мне странное здание). А в руках у меня был огромный букет роз, завернутый в пуховую маскировочную накидку и несколько слоев парашютной ткани. Может быть, к Светкиному дню рождения еще успею?!
* * *Интересно, как звучат «сопляк» и «балбес» по-грузински? Точно не знаю, но теперь могу предполагать. Иосиф Виссарионович Сталин ругался на своем родном языке долго, вероятно виртуозно и, возможно, с наслаждением.
Когда я ввалился в городскую квартиру вождя с громадным букетом роз, было начало одиннадцатого часа вечера. Вторник, 20 февраля 1940 года. Четырнадцатилетие Светланы. Немногочисленные гости уже разошлись. Вообще-то сам Сталин здесь не жил. Обычно он ночевал на ближней даче в Кунцево. Поэтому в квартире зимой жили дети вождя, кроме старшего Якова. А так как Василий учился в Качинском летном училище, то тут сейчас хозяйничала Светлана. Скинув куртку и шапку на руки ординарцу, я в белом парадном кителе (переоделся в самолете) вошел в большую столовую. Из динамиков стереофонической акустической системы звучало "Притяжение земли" в исполнении Льва Лещенко. Светка у стола с ламповым проигрывателем перебирала долгоиграющие пластинки. Сталин сидел за низеньким журнальным столиком, курил трубку и слушал, какие "там горы высокие". Мое появление в столовой чем-то напоминало картину Репина "Не ждали". Светлана обернулась на сквознячок из открытой двери и застыла с радостной улыбкой. А вот вождь… Сталин аккуратно положил дымящуюся трубку на край пепельницы, встал и начал громко ругаться на грузинском языке. "Дети галактики" уже успели приземлиться на "дорогую Землю". "Сокол Хабибулин" Никитина (наверняка Димки Горина контрабанда. Он почему-то был очень неравнодушен к этой песне) пытался выяснить свой позывной, а Иосиф Виссарионович все ругался. Пара грузинских слов повторялись достаточно часто. Мои способности аналитика идентифицировали их именно как «сопляк» и «балбес». Улыбка медленно сползла с лица Светланы. Вместо нее появилась злость. Девушка покраснела. Вжик! Звукосниматель слетел с пластинки, откинутый рукой Светки в сторону.
— Папа, не кричи на моего Егора!
Моего? Неужели? Вот это выдала! Глупая радостная улыбка появилась теперь уже на моем лице. Сталин замолчал, махнул рукой в сторону Светланы и сел обратно в кресло.
* * *— Вот такие вот дела, — констатировал Викентьев, — И, главное, как не вовремя.
— Да уж, — усмехнулся Коган, — в тихом омуте черти водятся. Я от Воропаева такого не ожидал. А уж об операции мог бы с нами посоветоваться. Я, когда сегодня утром связался со Сталиным, застал его очень задумчивого. И первое, что Иосиф у меня спросил, это был вопрос о Синельникове в нашей истории.