- Здравствуйте! Я лечащий врач Владимира Ильича Козинцев Петр Сергеевич. Извините, но вы скоро закончите беседовать, товарищ следователь?
- Да. А в чем дело?
- Пришли его родители. Ждут. Волнуются. Можете представить их состояние.
- Тогда пусть войдут.
- А можно?
- Можно. Я все равно записываю показания. А Владимир Ильич, в принципе, свободен.
- Большое спасибо! - поблагодарил врач.
Через пару минут в комнату ворвалась пожилая красивая женщина (Туманов был в мать).
- Володенька!! - воскликнула она, бросилась к сыну, обняла, прижалась к груди. - Господи! Какое счастье, что ты вернулся! Я знала, верила, что это случиться! Милый мой сынок! Родной! Единственный! Как же я счастлива!
- Ну, мама, успокойся! Все хорошо. Все будет хорошо, - говорил Туманов. Лицо его было по-прежнему неподвижно. Лишь часто моргал, да по щекам текли слезы.
Следом за женой вошел Туманов старший. Это был седой мужчина крепкого телосложения с простоватым мужественным лицом. Он подошел к сыну, также обнял его и хриплым от волнения голосом сказал:
- Ты молодец, сын! Молодец, что выбрался. Спасибо тебе!
Глядя на них, я почувствовал, как к горлу подступил твердый ком, стало трудно дышать, защипало глаза. Может ли быть прощен тот, кто причинил этим людям столько горя? Нет, ни в настоящем, ни в будущем ему нет прощения. Говорят, что даже таким церковь отпускает грехи. Черт знает что такое! Это какое-то надругательство над сутью жизни.
Вернувшись в прокуратуру, доложил обо всем прокурору.
- Да, дела! - несколько ошарашено проговорил он. - Кто бы мог предположить? Что думаешь делать?
- Надо срочно лететь в Москву.
- Это ты верно решил, - кивнул прокурор. - Иди, выписывай командировку.
Оформил командировку, позвонил Иванову.
- Сергей Иванович, так складываются обстоятельства, что мне нужно срочно лететь в Москву, - сообщил я.
- А что такое?
- Возобновил производством одно уголовное дело, приостановленное четыре года назад. Заговорил бывший подозреваемый, помещенный в свое время в психиатрическую больницу.
- Что за дело?
- Да ты, наверное, о нем слушал. Известный кинорежиссер Туманов в купе поезда якобы убил свою невесту и её случайного любовника, а сам сошел с ума.
- Конечно слышал. Так оно у тебя?
- Да. Этот Туманов такое порассказал, что до сих пор голова идет кругом.
- И что же, если не секрет?
Я кратко пересказал показания Туманова.
- Очень интересно, - задумчиво проговорил Иванов. - Когда собираешься вылетать?
- Завтра утреннем рейсом.
- А когда вернешься?
- Думаю за день обернуться.
- Потом обязательно свяжись со мной.
- Хорошо.
Я купил билет и на следующий день в шесть утра вылетел в Москву.
Глава четвертая: Шилов. Новый "друг".
Ровно в шесть, когда бригадир сказал:
- Шабаш, мужики, кончай это пыльное дело! - я взял заранее приготовленный пакет, в котором находилась бутылка шампанского, и направился в конец зала.
- Ты куда, Рома?! - удивленно спросил Панкратов.
- Да так. Надо мне, - ответил.
- Он как пить-дать к Люське поперся. - громко проговорил Василий и дурацки рассмеялся.
- Правда, Рома? - спросил бригадир.
Я приостановился.
- А чего? Я что, кому должен что ли?
- Вот шалава! - воскликнул Панкратов и тоже рассмеялся. - Перед этой сучкой не один кобель не устоит. Точняк! Казалось такой парень, и того спонталыку сбила. В таком случае, желаю тебе, Рома, успеха!
- Чего?
- Трахни её, говорю, как следует. Не подкачай! Поддержи честь бригады!
- Да ладно вам.
Сопровождаемый дружным смехом я пошел дальше. Лисьева, к счастью была на месте. Она уже сняла халат, под которым оказалась нарядное платье с глубоким вырезом. Да формы у нее, я извиняюсь. Недаром к ней мужики липнут. Я посмотрел на часы. Десять минут седьмого. По разработанному Беркутовым плану я должен задержаться здесь ещё полчаса.
- Здравствуй, Люда!
- Да виделись вроде, - ответила она, заинтересованно меня разглядывая.
- Ах, да. Я как-то не того. - Достал из пакета шампанское, плитку шоколада, выложил перед Лисьевой. - Вот.
- Что это? Отступная? - насмешливо спросила она.
- Ну почему... Просто... А правду ты прошлый раз говорила?
- О чем?
- Что я тебе нравлюсь?
- Значит ты решил принять мое предложение?
- Не знаю. Как-то не думал об этом. Просто пришел. Ты мне тоже нравишься. Красивая ты.
- Странно. А о чем же ты тогда думаешь?
- Так... Мало ли. О разном.
- Скажи, Рома, у тебя, кроме жены, кто-нибудь был?
- Нет. Я как-то... Думал - баловство это.
- А сейчас так не думаешь? - игриво подмигнула она.
Я сделал вид, что очень смутился и ничего не ответил.
- Так где же будем пить шампанское? У меня? - она облизнула полные губы, повела по крутым бедрами руками, будто приглаживала платье.
- Нет, все-таки она была очень... Очень сооблазнительная. Недаром мужики, как мухи на мед. Уж на что я в свою Тамару... И то неспокойно стало.
- А давай здесь? - предложил я.
- Здесь? - разочарованно проговорила Людмила, озираясь. - На работе?
- А чего? Рабочий-то день кончился. Имеем право... Для храбрости. А то у меня мандраж в коленках.
Ее очень рассмешило мое признание. Она долго смеялась, приговаривая:
- Ой, мамочки, не могу!... Это ж надо - идет к женщине на свидание, а у самого колени дрожат... Сейчас умру от смеха!... Ну, ты, Рома, и герой!
- Ну чего ты смеешься?! - обиделся я. - Чего тут особенного? Всегда трудно начинать.
- Это точно, - согласилась она, все ещё смеясь. - По себе знаю. Помню, первый раз я так переживала, так переживала. Было это в пятом классе.
- Ну ты даешь! - Я осуждающе покачал головой.
- Если у тебя, как ты говоришь, мандраж, то заходи тогда в мою "келью". Милости прошу! - Она сделала приглашающий жест рукой.
Я зашел в её каморку. Здесь было чисто и довольно уютно. На небольшом столе в углу стояла ваза с цветами наподобие мелких ромашек, только желтые. Рядом вдоль стены небольшой диванчик.
Людмила поставила на стол бутылку и два тонких стакана, развернула шоколад.
- Открывай, Рома.
Я открыл бутылку, наполнил стаканы.
- Давай на брудршафт? - неожиданно предложила она.
- А что это такое? - сделал я вид, что не понял.