Секретарь суда монотонным голосом прочитал обвинительное заключение. В нем не было ничего нового: оно содержало в себе обобщенное изложение в юридических терминах тех фактов, которые были уже всем известны из газет. После чтения обвинительного заключения начался допрос с целью установления личности подсудимого — переводчик передавал вопросы председателя Легри с помощью дактилологического алфавита, прикасаясь к фалангам пальцев Вотье. Чтобы исключить малейшую ошибку при переводе, суд разрешил обвиняемому пользоваться точечным алфавитом Брайля. Как только тот заканчивал выдавливать буквы на перфорированной бумаге, другой переводчик устно пересказывал его ответы суду и присяжным. Хотя такой способ занимал много времени, он был выбран как самый надежный и единственный, который исключал искажение в вопросах и ответах.
Этот допрос мог бы показаться публике довольно скучным, если бы работа переводчиков не вызывала самый живой интерес.
— Ваше имя?
— Жак Вотье.
— Время и место рождения?
— Пятого марта тысяча девятьсот двадцать третьего года, улица Кардине, Париж.
— Имя вашего отца?
— Поль Вотье, скончался двадцать третьего сентября тысяча девятьсот сорок первого года.
— Имя вашей матери?
— Симона Вотье, урожденная Арну.
— У вас есть братья и сестры?
— Одна сестра, Режина.
Присяжные узнали таким образом, что Жак Вотье, родившийся с тройным недугом в Париже, на улице Кардине, в квартире родителей, провел первые десять лет жизни в кругу семьи, специально порученный заботам совсем юной бонны (она была всего на три года старше его) Соланж Дюваль, мать которой, Мелани, также была в услужении у Вотье. Юная Соланж занималась в доме только несчастным, состояние которого требовало постоянного постороннего присутствия. Отчаявшись дать ему воспитание, родители — состоятельные коммерсанты — стали обращаться в различные специализированные институты, чтобы выяснить, не могут ли те принять несчастного ребенка. В конце концов Региональный институт в Санаке, основанный братством Святого Гавриила, где при воспитании нескольких подобных детей были достигнуты превосходные результаты, согласился принять ребенка у семьи Вотье. Сам руководитель института, брат Ивон Роделек, прибыл за ним в Париж на улицу Кардине. Следующие двенадцать лет Жак Вотье прожил в Санаке, где он, обладая живым умом, быстро прогрессировал в развитии.
Дважды с блеском выдержав экзамен на бакалавра — в восемнадцать и девятнадцать лет, — он по совету Ивона Роделека, почувствовавшего в нем склонность к литературе, начал писать роман «Одинокий», который спустя три года был опубликован и произвел сенсацию. Молодому начинающему писателю помогала бывшая юная бонна, Соланж Дюваль, которая благодаря заботам Ивона Роделека также получила приличное образование. Соланж Дюваль освоила шесть различных знаковых систем, необходимых ей в общении со слепоглухонемым: язык мимики, дактилологию, алфавит Брайля, типографический алфавит Баллю, английское письмо и даже устную речь по методике для глухонемых, которой пользуются довольно редко.
Спустя полгода после появления «Одинокого» Соланж Дюваль в Санаке вышла за Жака Вотье замуж. Обвиняемому было в ту пору двадцать три года, а его жене двадцать шесть Вскоре молодая чета собралась в Соединенные Штаты. Приглашенный американской ассоциацией, Жак Вотье в течение пяти лет в большим успехом выступал с лекциями перед широкой американской публикой, рассказывая о замечательных успехах, достигнутых французами в обучении слепоглухонемых от рождения. Все это время Соланж Вотье была помощницей и переводчицей своего мужа. Драма на борту «Грасса» произошла при возвращении из этого путешествия.
Председатель произнес ритуальную фразу: — Введите первого свидетеля обвинения…
Это был высокий и стройный молодой блондин, скромно одетый, с открытым приятным лицом: взгляд присутствующих отдыхал на нем после тяжкого впечатления от созерцания подсудимого. Даниель не особенно хотелось признаваться себе в этом, но свидетель, о котором она ничего не знала, ей понравился. И поскольку он ей нравился — а под строгой тогой у нее билось девичье сердце, готовое растаять от первого солнечного луча, — можно было считать, что он нравился многим женщинам.