— Да. Первый осмотр был довольно беглым, — признался свидетель, — но затем я осматривал его каждый день на всем протяжении оставшегося пути и не обнаружил никаких симптомов, указывающих на болезненное состояние. О своих наблюдениях я рассказал доктору Буле, судебно-медицинскому эксперту, поднявшемуся на борт в Гавре вместе с инспектором Мервелем. Из холодильника, куда я сопровождал Буле для осмотра трупа, мы направились в тюремную камеру к Вотье, где уже был Мервель. Тщательный осмотр с помощью переводчика, приглашенного инспектором Мервелем и задававшего вопросы исключительно медицинского характера, подтвердил мои первоначальные наблюдения: несмотря на тройной врожденный дефект — зрения, слуха и речи, Жак Вотье совершенно здоров умственно и физически. Все органы функционируют нормально.
— Обращаю внимание господ присяжных, — сказал генеральный адвокат, — на весьма существенное показание свидетеля, слово в слово зафиксированное письменно в медицинском освидетельствовании, составленном совместно свидетелем и известным судебно-медицинским экспертом доктором Буле. Следовательно, мы располагаем не только формальным признанием обвиняемого в совершении преступления. Очень важно, что это признание — отнюдь не следствие расстроенного воображения свихнувшегося человека, непонятно из каких соображений взвалившего на себя ответственность за преступление, которого он не совершал. Это достоверная истина, высказанная человеком, контролирующим свое душевное состояние. Суд оценит…
Виктор Дельо не шелохнулся и, казалось, почти не придавал значения показаниям доктора Ланглуа.
— Суд благодарит вас, доктор, — сказал председатель Легри. — Вы можете быть свободны. Перед тем как заслушать показания следующего свидетеля, секретарь, зачитайте медицинское заключение, подписанное докторами Буле и Ланглуа.
Секретарь монотонным голосом прочитал заключение: оно по всем пунктам совпадало с показаниями доктора Ланглуа. Когда чтение было закончено, председатель произнес:
— Пригласите старшего инспектора Мервеля.
— Будьте любезны сообщить нам, инспектор, что вы констатировали, когда поднялись на борт «Грасса» в Гавре.
— Сначала я присутствовал при осмотре трупа в холодильной камере, затем направился в каюту, где было совершено преступление. Я велел снять отпечатки пальцев в разных местах, в частности с ночного столика, простыни и подушки, запятнанных кровью. Угол простыни убийца использовал для того, чтобы вытереть окровавленные после преступления руки, — отпечатки, снятые с простыни, были особенно ценными. Когда эта работа была закончена, я решил воспроизвести картину преступления, основываясь на показаниях стюарда Анри Тераля, комиссара Бертена и доктора Ланглуа.
Для этого я попросил привести Жака Вотье в каюту. На пороге он издал странный вой и хотел бежать. Жандармы удержали его силой и заставили войти в каюту, где на койке лежал один из моих подчиненных, одетый в пижаму, похожую на ту, в которой был Джон Белл, Незаметно я подталкивал Вотье к койке и ночному столику, на который я положил нож для бумаги. Когда руки Вотье коснулись лежавшего на койке нашего сотрудника, он снова издал хриплый крик и попятился. Я взял его правую руку и приложил ее к находившемуся на столе ножу для бумаги. Вотье содрогнулся, несколько секунд его била нервная дрожь. Затем, казалось, он успокоился. Правой рукой спокойно взял нож для бумаги и занес его, одновременно наклоняясь над телом инспектора, изображавшего спящего Джона Белла. Левой рукой он уперся в грудь лежавшего человека, чтобы помешать ему двигаться. Если бы я вовремя не отвел руку, готовую нанести удар в шею моему сотруднику, Вотье совершил бы повторное преступление.
Самым странным при воссоздании картины преступления мне показалась точность движений слепого, который, не видя жертву, действовал как автомат. Можно было подумать, что у него большой опыт в такого рода убийствах. Однако одна мысль не давала мне покоя: каким образом Джон Белл с перерезанной сонной артерией нашел в себе силы добраться до двери каюты, где рухнул окончательно, вцепившись в дверную ручку? Судебно-медицинский эксперт, с которым я консультировался, сказал, что подобный последний рывок умирающего человека возможен. С другой стороны, опрокинутая мебель в каюте и кровавый след, ведущий от койки к двери, свидетельствовали еще и о том, что между жертвой и убийцей была борьба. Лучше всего это было бы объяснить тем, что убийца хотел помешать жертве добраться до двери. Несмотря ни на что, этот пункт по-прежнему остается неясным, поскольку Вотье категорически отказался давать какие-либо объяснения.