— И что говорили?
— Разное. Ну, что его поймать невозможно, что он половину страны уже купил, а со второй договаривается о цене, и так далее. А один педагог сказал, чтобы мы перестали молоть чушь. Якобы подобные разговоры деморализуют. И вообще, что все это выдумка, никакого Жнеца нет и быть не может. — Он помолчал и спросил, уже тише: — Сергей Борисович, а вы сами в Жнеца верите?
— Верю, — серьезно ответил Сергей. — В отличие от вашего педагога, мне вовсе не нужно, чтобы Жнец вышел на Красную площадь, раскланялся и сказал: «Вот он я. Можете посмотреть-пощупать».
— Ага, — удовлетворенно кивнул Леня. — Я так и думал.
— А ты веришь?
— Верю. Мне тоже не нужно, чтобы он выходил. На Красную площадь.
Сергей кивнул:
— Отлично. Тогда мы его поймаем. Точно поймаем. Он ведь делает ставку на то, что в него никто не верит.
— А как мы это сделаем? — с мальчишеским блеском в глазах спросил Леня, понижая голос.
— Во-первых, слухи, — произнес Сергей. — И, кстати, не шепчись. Это не кино, за окном чудик с микрофоном не стоит. Так вот, слухи. Среди множества пустых слухов должны быть и такие, которые соответствуют истине. Обязательно. Важно найти первую зацепку. Отправь запрос в Центральную картотеку насчет Жнеца. Нам нужна самая полная информация. Во-вторых, Корсак, Буча и Ситкий. Племянник сказал, что Жнец собирается провернуть какое-то крупное дело, и для этого ему нужны спортсмены и циркачи. Надо понять, хотя бы приблизительно, что это за дело. Жнец — не шкодливый пацан, грабить старушек на улице или, скажем, потрошить булочные не станет. Банальный рэкет — не его масштаб. Он и так имеет с него долю. Вывод: дело действительно очень крупное и важное. А раз важное, значит, Жнец будет совсем близко. Ему необходимо осуществлять контроль за операцией. Связь через посредников не годится. Может сложиться ситуация, когда придется принимать решение моментально. Так что скорее всего Буча не соврал. Жнец будет участвовать в деле лично.
— А если ваш агент ошибся? — спросил Леня. — Может быть, Корсак вовсе не человек Жнеца. Скажем, Буча просто набивал себе по пьяни цену? Он, судя по всему, «шестерка», мелочь пузатая. Для чего Жнецу мог понадобится малек?
— Вопрос, — пробормотал Сергей. — Хороший вопрос. Корсак авторитетнее Бучи, это факт. Уходя, он не пожал Буче руку, а похлопал по плечу. Жест скорее покровительственный, чем дружеский. Что Буча делает дальше? Точнее, что он делает в первую очередь?
— Пьянствует, — ответил Леня.
— Нет, не пьянствует, — покачал головой Сергей. — Пьянствует он вечером, а до этого? — Стажер пожал плечами. — А до этого он вместе с приятелем идет в магазин и покупает новый костюм, туфли и пальто. И себе, и другу, заметь. Это очень приличная сумма. Плюс жратва-выпивка. Да миллионов десять у него еще осталось. Выходит, всего было не меньше двадцати.
— Двадцати, как же, — усмехнулся Леня. — Тридцати, а то и побольше.
— Тем более. Это примерно шесть тысяч долларов. Кто даст «шестерке» такие деньги? А Буча сказал: «Аванс». Но, посуди сам, если его нанял не абсолютный авторитет, стал бы он тратить четыре из шести полученных тысяч на шмотки, которых век не носил и носить не собирался? Джузеппе говорил, он все в курточке и джинсах бегал. Вывод: Бучу наняли люди серьезные, и именно по их приказу он купил вещи. Стало быть, должен соответствовать какому-то образу.
— Администратор коммерческой структуры? — предложил навскидку Леня.
— Вряд ли, — «зарезал младенца» Сергей. — Не стоит трат. Кандидата на подобную роль можно подыскать и за гораздо меньшие деньги. Опять же, Буча, по определению Джузеппе, «дурак». Не мог Жнец этого не учесть. Как бы он ни надеялся на свои связи и силу, но поостерегся бы. Иначе выходит, что дурак именно он, а не племянник. Вывод? А вывод прост. Жнец собирается использовать Бучу со товарищи «втемную», а затем убрать. И сделано это будет быстро. Три-четыре дня. Максимум — неделя. Теперь давай попробуем зайти с другой стороны. Для чего могут понадобиться спортсмены и циркачи? Наверняка речь идет о специфических физических нагрузках. Кстати, Корсак на вокзале передал Буче какой-то список. Скорее всего кандидатуры уже утверждены. Значит, давай сделаем так. Я займусь всеми этими Бучами-Ситкими-Корсаками, а ты покрутись среди циркачей-спортсменов, поинтересуйся, не предлагали ли им в последнее время высокооплачиваемую работу. К самым видным не лезь, их Жнец задействовать не станет — слишком много шума. К абсолютным неудачникам соваться тоже смысла не имеет. Попробуй проработать среднее звено. Это что касается спортсменов. А среди циркачей нам интересны воздушные гимнасты, акробаты, люди, обладающие специфическими навыками: стрелки, метатели ножей, топоров, иллюзионисты… Да, вот еще: на девяносто девять процентов это люди малосемейные, а скорее, и вовсе одинокие, и проживающие в Москве или ближайшем Подмосковье. Словом, ты понял..
— Ага, понял, — кивнул стажер.
— Ну вот и действуй.
Когда Гектор в третьем часу ночи добрался до дома, в квартире было темно. Лидка спала. «Вот и хорошо, — подумал он не без облегчения. — Вот и ладненько». Гектор испытывал странный подъем. Подобного с ним не было уже давно. Пожалуй, с того самого дня, когда никому не известный спортсмен-пентатлонист Гектор Одинцов взошел на пьедестал уже состоявшимся чемпионом Союза.
Он улыбнулся, вспомнив жаркий спор, разгоревшийся вокруг предложенного им плана, и даже испытал чувство законной гордости. Вроде как победитель математической олимпиады, первым решивший каверзную задачку. Вспомнился уважительный взгляд Красавца, изумленное «ма-ала-аде-ец» Каменного и поощрительные возгласы ребят из команды.
Стараясь не шуметь, Гектор стянул сырой плащ и на цыпочках прошел в кухню. На столе лежала записка: «Котлеты на плите, пюре в холодильнике». Греть не хотелось. Он отрезал пару кусков хлеба, бросил на них по котлетине и, присев к столу, принялся жевать. Вспомнилось, как все вместе, сгрудившись в кучу, изучали схему коттеджа, разрабатывая, уже детально, план действий. Как Красавец, тыча в карту холеным пальцем, с мальчишеским блеском в глазах объяснял, на чем и как их могут подловить.
Он был доволен.
— Ну и как? Постреляли?
Гектор вздрогнул от неожиданности, едва не выронив бутерброд. Сонная Лидка прошлепала к холодильнику, достала банку с водой, налила полстакана.
— Ты чего не спишь?
— Спала. Проснулась чего-то. — Дочь тоже сделала себе бутерброд, подсела к столу. — Как постреляли, нормально?
— Ничего, — ответил Гектор. — Нормально. Между прочим, есть на ночь вредно. Врачи говорят.
Девушка махнула рукой:
— А-а. Их послушать, получается, что жизнь вообще страшно вредная штука.
Гектор внимательно посмотрел на нее. «Акселераты, — подумал он. — Всезнающие, длинные, раскрепощенные до предела. Или, как выражаются они сами, отвязанные».
— Как успехи? — поинтересовалась дочь, вгрызаясь в котлету.
— Вполне. — Гектор глотнул чая. — Ребята толковые. Соображают. — В груди начал разгораться восторженный пожар, и он остановил себя. Не дай Бог, ляпнешь чего. Осторожнее надо быть, осмотрительнее.
— Хорошо. Я за тебя рада. — Лидка потянулась. — Пойду спать. Завтра рано вставать.
— Куда это?
— Как куда? — Девушка посмотрела на Гектора с удивлением. — В техникум, конечно. Ты чего, пап? Спишь, что ли, совсем?
Временами Гектор поражался, насколько легко нынешняя молодежь забывает о вчерашних бедах. Как ветром уносит. Неужели и он был таким же? А вообще-то… Первый признак старости вовсе и не лысина, как думают некоторые, а желание сравнивать поколения: «Мы? Да никогда! Ни за что! Мы такими не были! А они вот…» Да были, родные, были. Это не они изменились, это у вас память отшибло. «Эклер» называется. Типично старческая болезнь. Тоже, кстати, тот еще симптомчик.
— И правда, — смущенно признался он. — Клонит.
— Иди ложись.
Лидка ушла. Гектор доел, допил чай. Хотел было помыть посуду, но передумал, оставил до утра. Лень.
Открыв нараспашку форточку, забрался под тонкое одеяло и сразу же уснул легким, беззаботным сном праведника.