Такое сокровище он не мог упустить. Такая женщина просто должна была принадлежать ему, покориться, как очередная захваченная крепость, потому что никого и никогда прежде он так не желал.
Сократив расстояние между ними в два спешных шага, Эеншард властно привлек девушку к себе, довольно однозначно упираясь пальцем в выступающую косточку ее таза.
− Скажи мне, дитя севера, как так вышло, что буря за окном третий день, а я вижу тебя впервые? – спросил он, заглядывая в синие глаза.
Девушка гордо посмотрела на него, но вместо ответа вцепилась в его руку, отрывая ее от своего тела.
− Не смейте ко мне прикасаться, я не потерплю подобного.
Эеншард не стал ее удерживать, позволяя освободиться, но мысленно посмеивался, наблюдая, как она, отступив, не сводила с него глаз.
− Или вы считаете, что силой можно взять все? – спросила она с явным вызовом.
Эеншард видел страх в ее глазах, но от него не скрылась и решимость, с которой северянка была готова бороться с ним. Ему никогда прежде не отказывали. Большинство женщин, которыми он обладал, просто боялись сказать «нет» огромному вояке вроде него, а он этого даже не понимал. Зато эта худенькая изящная особа не побоится не только отказать. Она была готова даже драться, если придется, понимая, что он окажется сильнее.
Эеншард задумчиво коснулся мокрой бороды, не зная, как с ней себя вести, и сказал:
− Даже зверь не берет самку силой.
− Только ваши люди явно думают иначе, по крайней мере, один из них! – заявила девушка.
Эеншард переменился в лице.
− Что вы имеете в виду? – спросил он, начиная злиться.
− Один из ваших вояк взял силой мою служанку, потому я и покинула свою комнату, − ответили ему с вызовом.
− Кто?
− Тот, что со шрамом на правом виске.
Больше Эеншард ничего не спрашивал, а, развернувшись, поспешил к лестнице. Он догадывался, кого именно северянка назвала своей служанкой. Людей здесь было слишком мало, а женщин тем более. Жена трактирщика, его дочь пяти лет и девчушка лет пятнадцати, у которой Эеншард еще в первый день бури спросил была ли она с мужчиной, предсказывая испуганный отрицательный ответ.
Без слов и объяснений он резко положил руку на голову одного из своих подчиненных и тут же, хватая за волосы, ударил того носом о стол, поднял и спросил:
− Я кому говорил чужеземных необъезженных девок не поганить?
Молодой воин хотел что-то ответить, хватаясь за меч, но его еще раз ударили об стол и швырнули на пол. Не позволяя подняться, Эеншард поставил ногу на спину бойца и, навалившись всем весом, прошипел:
− Если еще раз хоть когда-нибудь − я тебе твои яйца неугомонные просто отрежу!
Он зло пнул подчиненного, не давая ему право обнажить меч, словно тот был не достоин такого права, и быстро вернулся к лестнице. Вслед ему летели ругательства, мешавшиеся с кровавыми плевками на пол, но его это не волновало. Эеншард был уверен, что прав и теперь хотел знать считает ли так же северянка, застывшая на последней ступени.
− Она была невинна, − прошептала она с горечью, когда Эеншард приблизился.
− Так я это и сказал, − шикнул Эеншард, упираясь кулаком в стену. – Если я предложу ей денег – это ее оскорбит?
− Оскорбит, − ответила синеглазая куда мягче.
− А что она примет в качестве извинений?
− Тут извинениями ничего не изменишь.
− Но это единственное, что я могу, − признался Эеншард, глядя собеседнице в глаза.
− Вы правы, но это не ваша вина. – Она мягко коснулась его плеча, глядя уже без страха и не защищаясь. − Простите меня за грубость, вы не заслуживали от меня таких слов.
Воодушевленный такими речами, Эеншард едва не коснулся ее талии, но она остановила его руку теперь уже без опаски и сообщила:
− Но я не хочу быть вашей женщиной, поэтому прошу, не прикасайтесь ко мне.
Он убрал руку, на что она благодарно кивнула.
− Как ваше имя? – спросила она.
− Эеншард Клен Дерва.
− Принц Эштара? – удивленно спросила женщина. – Тот самый, что почти разорил Фрет?
Он только нахмурился, но не ответил.
− И не жалко вам страну, города которой вы превращаете в руины?
Эеншард ответил не сразу, пытаясь понять, зачем она это спрашивает, так пристально глядя ему в глаза, а потом все же заговорил, удивляясь тому, как сильно стучит его сердце в груди. Он уже не чувствовал холода, его не раздражал мех и даже потрескавшиеся руки не болели, когда он смотрел в ее глаза. Обычно он утверждал, что ему неведома жалость, но этой женщине он не смог соврать.