Вооружившись крепчайшими стальными капканами, охотник начал свой осенний сезон в Тополином каньоне.
Старая бизонья тропа, пересекающая реку, шла по небольшой лощине и затем уходила выше в холмы. Все животные использовали эти тропы: лисы и волки наравне с коровами и оленями, это были основные пути сообщения. Недалеко от того места, где тропа терялась в песке, стоял пень тополя, и волчьи метки на нем сообщили охотнику, что он активно используется для связи между волками. Это было отличное место для капканов: не на самой тропе, ведь по ней постоянно бродил скот, но в двадцати ярдах от нее, на ровном песчаном клочке земли. Здесь, на площади в двенадцать футов, охотник установил четыре капкана. Возле каждого из них он разбросал пару-тройку кусков мяса; три или четыре белых пера на траве в центре довершили картину. Ни человеческий глаз, ни нос животного не распознали бы притаившуюся в песчаной почве опасность, после того как солнце, ветер и песок скрыли все следы человека.
Тысячи раз до этого Желтая Волчица видела и обходила такие ловушки, и тому же она научила своего огромного сына.
В жаркий день коровы пришли на водопой. Они спустились по тропе так же, как когда-то бизоны. Крошечные пичужки порхали вокруг них, трупиалы, недаром называемые «воловьими птицами», восседали на их спинах, луговые собачки тявкали на них, как раньше тявкали на бизонов.
Торжественно и целеустремленно, с каждым шагом, исполненным важности, коровы шли мимо зелено-серых холмов с серо-зелеными камнями. Озорные телята, игравшие рядом с тропой, притихли и стали держаться ближе к матерям, войдя в долину реки. Старая корова, возглавлявшая процессию, с подозрением принюхалась, проходя мимо расставленных капканов, но они были слишком далеко, иначе она принялась бы бушевать и бить копытом по окровавленным кускам говядины, пока все капканы не были бы обезврежены.
Но она направилась к реке. Напившись, коровы улеглись на берегу и пробыли там до позднего вечера, пока внутренний зов не поднял их, заставляя отправиться в обратный путь на щедрые пастбища, чтобы поужинать.
Одна или две маленькие птички клевали куски мяса, несколько мясных мух жужжали над ними, но солнце, уходя за горизонт, освещало непотревоженную песчаную ловушку.
На закате, когда солнце окрасило небо в яркие цвета, коричневый полевой лунь взлетел над рекой. Трупиалы бросились в заросли, легко избежав его неуклюжих когтей. Было еще слишком рано для мышей, но, когда лунь пронесся над землей, его зоркие глаза заметили пучки перьев в ловушке, и он развернулся. Еще не подлетев ближе, он уже понял, что перья — пустая трата времени, но затем обнаружил куски мяса. Бесхитростный и простодушный, лунь опустился на землю; он заглатывал уже второй кусок мяса, когда песок взметнулся, капкан с громким лязгом захлопнулся на его ногах и лунь отчаянно забился в его мощных челюстях. Его ранило не слишком сильно. Время от времени лунь хлопал крыльями, пытаясь освободиться, но он был беспомощен, как воробей, попавшийся в крысоловку. Заходящее солнце ярко вспыхнуло на горизонте, в последний раз расцвечивая небо всеми оттенками красного, и умерло, как оно умирает, лишь пламенея на западе; густая тень легла на исполненную драматизма сцену — мышь в слоновьей ловушке. И тогда с вершины холма раздался глубокий насыщенный вой, которому вторил другой, не слишком долгий, единичный; оба скорее инстинктивные, чем рожденные необходимостью. Первый — зов обычного волка, ответ — очень большого черного, перекличка не пары, но матери и сына: Желтой Волчицы и Темногривого. Они рысью спустились по бизоньей тропе, ненадолго остановились у «телефонной будки» на вершине холма, затем еще раз — у старого тополиного пня; они уже направлялись к реке, когда лунь в капкане забил крыльями. Волчица повернулась к нему — раненая птица на земле, еще бы! — и бросилась вперед. Солнце и песок скрыли все следы, все подозрительные запахи, нечему было предупредить ее. Волчица прыгнула на бьющуюся птицу и, резко сомкнув челюсти, прекратила ее мучения, однако ужасный звук — скрежет зубов по металлу — возвестил об опасности. Волчица оставила луня и прыгнула прочь с опасной земли, но приземлилась прямо во второй капкан. Высоко на ее лапе сжались смертоносные челюсти; волчица изо всех сил бросилась наутек, но попала передней лапой в стальные зубы еще одного затаившегося капкана. Никогда она не встречала столь соблазнительной ловушки. Никогда не была столь беспечна. Никогда не попадалась так основательно. Ярость и страх переполнили сердце старой волчицы, она рвалась и металась, с рычанием грызла цепи, и пена шла у нее изо рта. Из одного капкана она еще смогла бы вырваться, но не из двух. Отчаянные попытки освободиться приводили лишь к тому, что безжалостные челюсти крепче впивались в ее лапы. Волчица бешено щелкала зубами; она разорвала в клочья мертвого луня, и ее отрывистое хриплое рычание было полно безумия. Она кусала капканы, щенка, себя саму. Она разодрала лапы, угодившие в капканы, в бешенстве грызла свой бок и в неистовстве откусила собственный хвост. Она обломала все зубы о сталь, и ее покрытые кровавой пеной челюсти заполнились песком и глиной.