Котика истерично хихикает, потом вытирает сопли рукой, бьется лбом о стекло и совершенно не помнит, сколько прошло времени, прежде чем у машины вырастает черная фигура, по глаза залитая чем-то бурым и грязным.
— Да заткнись ты уже, — хрипит Усманов и падает на сиденье, когда Котика догадывается открыть дверцу. — Чего ты орешь? Блядь, заебало все. Отпуск, нахуй. Пусть хуй сосут у пьяной обезьяны, хер я еще поеду куда. Еще и тачка села, сука! Давай я подтолкну, а ты попробуешь вырулить?
Оказавшись дома, они вместе стоят под горячим душем лицом к лицу.
— Ногу прокусили, — говорит Тэм. — Залепишь мне потом?
— Как потрахаемся, — заторможенно моргая, отвечает Котика. — Или я свихнусь.
— Отличная идея.
Комментарий к Часть 3 - Дело пропавшего напарника
От Муркевич 💙
Расти или снова бежать,
Отдать и не отпускать,
Принять и вновь отдавать,
Понять и в руках держать.
Ты холоден сердцем стань.
Впусти в него только сталь.
Или порвут на куски,
И скажут, что был не ты.
Оно тебе надо? быть?
Легко по теченью плыть.
Суть жертвы – не долго быть.
Не каждому зверем выть.
Велик мир, но узок круг,
Дарящих тепло вокруг.
В сердцах навести мосты,
понять, что нашел, вот – ты.
========== Часть 4 ==========
В аптечке Усманова только аспирин в пожелтевшей от времени упаковке, мазь для суставов и лента презиков из трех штук. Еще разлитый когда-то по дну пластиковой тары «бриллиантовый зеленый». Котика фыркает, рассматривая это впечатляющее разнообразие и думает, можно ли облегчить страдания Тэма, дав ему пару таблеток аспирина, а вместо пластыря натянуть гондон.
— Ты вообще у врача был хоть раз? — спрашивает Котика, надевая шапку на влажные волосы и ботинки на босу ногу. На мокрые кеды, расклякшие в углу облезлой старой жабой, смотреть не хочется — только выкинуть.
— Зачем? — удивляется Усманов. — На мне ж все заживает как на… собаке. Ты куда собрался?
— В аптеку. За бинтами.
Через пятнадцать минут Котика возвращается с бинтами, чудодейственным, заживляющим раны порошком, обезболивающим и аскорбинкой с малиновым вкусом.
— На, на сдачу дали, — говорит Котика, сунув аскорбинку Тэму, и тот сжирает всю пачку, пока он присыпает укус ебучей мертвечины порошком и забинтовывает уже подсыхающие бороздки от клыков.
— Пока тебя не было, я рапортовал. Ну, поорал слегка. Короче, у нас недельный отпуск за счет подразделения и две путевки в санаторий «Елдовый бор».
— Еловый? — хмыкает Котика.
— Я так и сказал. Нос заложило просто. Махнем?
— Махнем!
Котика дергает штанину на место и демонстративно бросает на кровать презики. Усманов скалится:
— Воды только принеси из кухни.
Котика идет за водой, по пути принимает звонок от Альфоры, которая по-матерински нежно и настойчиво выясняет, не сожрал ли его еще Усманов, и он зависает на кухне дольше положенного, а когда приходит обратно, Тэм уже храпит, обняв подушку.
— Да бля-я-ядь…
Котика падает рядом, пихает его ступней в ногу и так же быстро засыпает.
***
«Еловый бор» расположился ближе к югу, и чем ближе подбирается Усмановская ласточка с отпускниками, тем мокрее делается во всех местах. Котика, вытирая пот со лба, ноет:
— Блядь, да нахуй мы в эту дырень поехали, лучше бы просто провалялись дома под кондером, пиццу бы жрали, колу ледяную из холодоса!
— Будешь выебываться — сам по дырке получишь, — обещает Тэм, стряхивая с кончика носа каплю пота.
Котика смотрит в ответ задумчиво, и он всей шкурой ощущает движение его нехитрой мысли.
— У меня спина к сиденью прилипает, трусы мокрые, хоть выжимай. Нельзя было, я не пойму, починить задувалку твою ебаную в машине, чтоб мы не охуевали сейчас? Сорок градусов жары, а мы как тушенка в банке.
Тэм делает вид, что ничего не замечает, и Котика начинает нудеть громче, активно жестикулируя, потому нервы его, и так подточенные во время занимательной кампании с рыбами-зомби, натягиваются гитарной струной, которая вначале надрывно звенит, а потом все равно лопается. Машина прыгает на ухабах, потом сворачивает на обочину, к лесополосе, Тэм вытряхивает содержимое бардачка на колени охуевающего пассажира, находит нужное — гондоны со смазкой, которые болтаются тут с прошлого года — и выходит, хлопнув дверцей.
— Усманов, сука, ну не в лесу же! — орет Котика, пока он деловито вытаскивает его из салона. — Тут дорога, блин!
— На которой мы еще никого не встретили. Сам сказал — дырень. Нагибайся.
Несмотря на возмущение, Котика стаскивает шорты, поднимает ногу, чтоб было удобнее и опирается о капот, раскаленный на солнце, но на него Котике делается резко похуй. Он охает и выгибается, вжимаясь булками, а Усманов, вцепившись в его бедра, при желании может наставить пальцами синяков, но дозирует силу — вот чего он такой тощий-то? И кожа холодная, прям самое то по такому пеклу. Змея, что с него взять.
— Ну хули ты орешь так? — интересуется Усманов, которому эти его вопли как мороженое на вырезанные миндалины.
— Мм-ыыы-м!
В случае их бездуховного соития на обочине самое подходящее определение — «отжарил». Усманов не удивится потом, если у Котики загар ляжет в форме его пятерни на жопе. В процессе пиздец как жарко, жарче чем в салоне, зато потом, когда Котика кончает на капот, а Усманов, как дракон, с устрашающим рычанием, в него, становится легче. Голожопый Котика сидит в траве и хлещет воду из бутылки.
— Ой, блядь, — произносит с восторгом, Усманов фыркает в полотенце, вытащенное из сумки:
— Воду хоть оставь.
До самого санатория Котика тихий, как шаги в три часа ночи к холодильнику, краснощекий, и из него слова не вытянуть — даже скучно без привычного пиздежа.
Как и в санатории — там грязевые ванны, обертывания, физиопроцедуры, оздоравливающие разминки, морковные запеканки и прогулки в еловых насаждениях. Нога заживает в первые же пару дней, а потом Усманов действительно кайфует от нихеранеделанья, и таскается с Котикой по сеансам психотерапии и прочей фигни. На какой-то хер соглашается на массаж моллюсками.
— Ахатинотерапия! — машет буклетом перед его мордой Котика. — Где еще такое попробуем?
Усманов вздыхает, но идет с ним в кабинет к специалистам, где им приходится раздеваться до трусов и ложиться на кушетки. Тетка в перчатках вытаскивает из контейнера улиток размером с месячного щенка и кладет Котике на спину. Потом такую же на Усманова.
— Я думал, они поменьше будут, — замечает Тэм.
— Это специальный вид, выведенный для процедур, — поясняет тетка. — Я включу расслабляющую музыку, можете поспать, если хотите.
Сам массаж Усманову нравится — после ползания по нему огромного скользкого пельменя кожа делается упругой, мышцы — как новенькие, точно заново родился. А вот Котика, углубившийся в процесс изучения процедуры, его настораживает.
— Знаешь, зачем была музыка? — громко шепчет он, натягивая посреди ночи джинсы. — Это специальная музыка, с особыми вибрациями, которые пугают улиток и те от страха выделяют больше слизи! Постоянный стресс, представляешь?
— Жуть. Бедные пельмеши. Ты куда?
— В туалет.
Утром выясняется, что Котика пошел дальше сортира, потому что выход отдыхающих на территорию санатория запрещен на весь день и специально вызванная бригада отлавливает прямо на ходу ебущихся улиток. Все деревья, крыши, парковка и беседки — в улитках, потому что кто-то вчера проник в процедурный кабинет и выпустил на свободу вид магически созданных Ахатин, который не предназначен для дикой жизни. Поскольку размножаются они со скоростью света, если встречают особь своего вида.
— И чего нам делать весь день в комнате? — спрашивает Тэм.
Котика демонстративно выкладывает на кровать презервативы.