Мартин же выражения морды Зверя не видел, да и вообще — забыл о его существовании. Он настолько устал, что его мозг могла занимать сейчас только одна мысль. И мысль эта была — развести костер. Запалить огонь среди этих угрожающих деревьев, среди непроглядной темноты. Развести костер и сразу лечь спать.
Вытащив кремень и огниво, Мартин зашарил руками вокруг себя в поисках трута. К счастью, на сухих деревьях было много сухого мха. Собрав возле себя все ветки, до которых можно было дотянуться, не поднимаясь с места, Мартин с ожесточением, из последних сил принялся выбивать искру. Зверь вздрогнул. Он еще с утра прекрасно помнил, что означали эти движения, и ему идея развести огонь на казалась такой уж прекрасной.
Тем временем, во мху уже зачадил маленький огонек и Мартин принялся усердно раздувать его. Глаза Зверя расширились от страха. Несколько секунд он растерянно наблюдал за тем, как занимается пламя, усердно подкармливаемое сухими ветками, а потом, опомнившись, накинулся на костерок и, обжигая себе лапы, принялся затаптывать его. В животной ярости, Мартин пихнул Зверя в грудь, и смог оттолкнуть его от огня. Эта схватка выглядела по-настоящему дикой. Волк и человек плясали вокруг костра, пламя которого то и дело выхватывало из темноты их длинные тени, застывшие в самых нелепых позах. В этой отчаянной борьбе за тепло и, главное, за свет, Мартин применил все, что было у него. Он кусался и царапался, пихался и пытался одной рукой схватить Зверя за загривок и прижать его голову к земле, а другой — нашарить меч, выпавший в самом начале боя. Зверь же действовал на удивление осторожно, пытаясь только освободиться из хватки человека и при любой возможности прыгая на костер, обжигаясь все снова и снова, и снова попадаясь к Мартину в руки. Он хрипло рычал, пытаясь напугать Мартина, но тот лишь рычал в ответ, совсем, как загнанное в угол животное… Совсем как Бран той ночью, в доме судьи. И цеплялся пальцами за длинную шерсть, пачкаясь в своей крови и крови Зверя.
Закончилось все так же внезапно, как и началось. Мартин стоял напротив Зверя. В одной его руке холодно светился меч, в другой, разбрасывая искры, пылала горящая палка, подхваченная из костра, который занимался все больше. Зверь с трудом стоял на обожженных лапах. В янтарных глазах его плясал отблеск костра.
— Все! ВСЕ! — торжествующе кричал Мартин, размахивая палкой, — никакая собака не будет больше указывать мне куда идти! Пошел вон! — он прыгнул вперед, выставив перед собой и меч, и палку. Зверь чуть отступил. — Проваливай! Я победил, и я не позволю тебе сожрать меня!
— Безумец, — сказал Зверь на том гортанном языке, которого Мартин не понимал. Да, человек кричал громко, да, трещал разгорающийся костер. Но чуткие уши Зверя будто бы не слышали всего этого. Куда отчетливее он различал знакомый свист и хрипы вперемешку с жуткими скрипами пробуждающихся деревьев.
Мартин развел огонь, а огня лес не прощал. Даже глубоко спящий лес.
В ту же секунду что-то ударило Мартина в спину и сшибло с ног. Костер погас, к скрипам прибавилось яростное шипение, а Зверь взлетел в воздух. Прямо перед носом Мартина поднялся огромный корень и затрясся в воздухе. Это дерево, наступившее на костер, чтобы погасить его, пыталось унять боль. Его собратья ответили на эту боль яростным свистом ветвей. В ту же секунду на лице у Мартина вспухла багровая полоса и сам он оказался подвешенным в воздухе за ногу. А ветки хлестали его по всему, до чего могли дотянуться и пару раз Мартину лишь чудом удалось спасти глаза, прикрыв их руками.
— Братья мои и сестры! — зашипел кто-то с невероятной яростью, из чего Мартин сделал вывод, что говорит дерево, затушившее огонь. — Сегодня мы пробудились не зря…
— Да, не зря… Не зря… — зашумели со всех сторон. Все голоса были одинаково хриплыми, однако Мартин мог поклясться, что среди них были как женские, так и мужские.
— Тише! — зловеще прошелестело первое дерево. — У нас особенный гость. В наш Лес пришел человек!
Раздалось отвратительное улюлюканье. Некоторые деревья наклонились к Мартину и принялись стучать у него перед носом ветками друг об друга, видимо, изображая аплодисменты. Мартин же искал глазами Зверя, а увидев его, ужаснулся.
Зверь висел, подхваченный за загривок двумя ветвями рядом стоящих деревьев, относительно молодых. Он дергал лапами и беспомощно клацал зубами в воздухе, пытаясь освободиться, но стражники встречали эти попытки смехом и то и дело кололи Зверю морду, оставляя глубокие рваные царапины. Как бы Мартин не ненавидел Зверя в последние несколько минут, сейчас он чувствовал леденящий страх. Не за себя, но за него.
Дерево же, между тем, продолжало:
— Пришел человек, и как вы думаете, пришел он к нам с поклоном? Проявил к нам уважение, причитающееся нам, как хозяевам и истинным королям этих земель?
Зверь презрительно фыркнул, но услышал его только Мартин. Дерево же продолжало.
— Нет! Весь день он только и делал, что калечил направо и налево наших сестер и братьев, беспомощных, глубоко спящих. А когда наступила ночь, он развел огонь!
Все деревья яростно зашипели, и Мартина тряхнуло в воздухе. В одно мгновение он оказался напротив исполинского ствола дерева. На дереве этом открылась зияющая черная дыра, и на Мартина пахнуло прелым мхом и гнилушками. Дыра зашевелилась, складывая звуки в слова, и Мартин понял, что это — рот дерева.
— Что будет с тобой, человечек, — очень тихо шелестело оно, и вокруг наступила тишина, словно весь лес прислушивался к разговору. — Что, хочу я спросить, будет с тобой, если я оторву твои ветки, — дерево с силой потянуло Мартина за ногу, и тот заорал от боли, — и сожгу тебя заживо?..
— Не трогайте его, — сказал низкий звучный голос, совсем не похожий на голоса деревьев. Ослепший от боли Мартин не мог понять, где он слышал его, — убейте меня.
— Хамфрод, предатель… — прошипело дерево, державшее юношу, растянув рот в презрительной улыбке. И тут Мартин понял, что это говорил Зверь. — Новости до нас доходят редко и с опозданием, но ты успел прославиться. До тебя тоже очередь дойдет, не сомневайся…
— А раз так, — спокойно ответил Зверь, уже оставивший всякие попытки освободиться, как унижающие его достоинство, — то я требую права каждого приговоренного.
Мартин закачался в ветке, державшей его, и услышал ужасный скрип. Это дерево согнулось, чтобы поближе рассмотреть Зверя. Совсем рядом со Зверем оказался и Мартин. На мгновение они встретились взглядами, и внезапно Мартин понял, что Зверю тоже очень больно и страшно, что вес собственного тела заставляет его задыхаться, и юноша удивился тому, что голос его оставался так же ясен, как если бы Зверь просто прогуливался возле озера.
— Требуешь прав? — издевательски повторило дерево, — и какие же права у изменника с позорной кличкой?
— Право на последнее желание, — слова уже давались Зверю с трудом, — Закон гласит…
— Я — закон! — злобно прервало его дерево, и весь Лес словно ощерился колючими ветками. Зверь, однако, не сдавался.
— Закон гласит, — из последних сил выкрикнул он, — что каждый равен перед смертью, если он приговорен к ней, вне зависимости от своего преступления! И равенство это заключается в последнем желании!
Дерево в негодовании хлестнуло ветвями воздух, но потом, словно разом успокоившись, спросило:
— И какое же твое последнее желание, Хамфрод?
— Отпустите человека.
Мартин вздрогнул. Снова повторялось все то же самое, снова перед гибелью просили оставить ему жизнь, словно он и в самом деле важен. В этот момент боль в ноге, страх за свою судьбу, — все перекрыло огромное чувство вины перед теми, кто уже испрашивал для него жизни и перед тем, кто делал это сейчас. Мартин захотел снова посмотреть в глаза Зверю, но тот словно и не замечал его.
— Отпустите человека, — повторил Зверь, глядя на дерево, туда, где Мартин не видел, но предполагал, у него находились глаза.