Ланс почувствовал, как запылали его щеки.
— Он говорил еще, что ему очень повезло дружить с таким человеком, — продолжил белка.
— Но… — попытался возразить Ланс, но был прерван.
— Я знаю, он погиб. Но он умер как герой, — зверек посмотрел на Ланса так сурово, словно думая, что юноша начнет спорить с ним. — И он никогда бы не ошибся в своих друзьях.
— Спасибо, — пролепетал Ланс, совсем смутившись. Белки, кивнув ему, проследовали дальше, к скалам. Ланс же стоял, опустив голову и глубоко задумавшись о чем-то.
— Темнеет, — раздался встревоженный возглас молодого волка.
— Это лишь тучи… — прошептала Аллайя, прижимая руки к груди. Как бы ей хотелось, чтобы это и в самом деле было так. Но это были не тучи. Солнце зашло за горизонт, и на Лес опустился неприветливый зимний вечер. Люди засуетились, зажигая факелы. Коты, орлы и волки не нуждались в свете. И их острое зрение первым уловило шевеление деревьев.
Лес пробуждался. Ланс ни разу не видел его живым, Аллайя же видела, но лишь мельком, когда забирала умирающего Трескача возле опушки. И теперь они замерли от ужаса. Замерли и все люди, невольно подняв головы.
Воздух наполнился скрипом деревьев. Их ветви потянулись к небу, словно они разминали затекшие после дневного сна конечности. Затем стволы их стали накреняться, словно огромные великаны согнулись в поясе, чтобы рассмотреть что-то очень мелкое на земле. Та резвость, с которой они проделали это, подсказала Аластору, что деревья обо сем были предупреждены. Возможно, кто-то прошлой ночью рассказал им о планах людей, но скорее всего, они днем не засыпают, как казалось раньше, а наблюдают за всем и делают выводы.
— Что происходит здессь? — раздался насмешливый шипящий голос и звери замерли, словно под гипнотическим взглядом удава, не в силах даже бежать. — Что делает этот волк, среди своего народа? Что делают люди на моих землях?
Зверь чувствовал на себе пристальный взгляд всех деревьев, хоть и не мог бы сказать определенно, чем они смотрят. И следующий вопрос, заданный Лесом, был обращен к нему и только к нему:
— Ты привел мне на погибель все четыре народа, Хамфрод? Хочешь заслужить прощение?.. Или вернуть власть?
Подлость и лживость последних слов хлестнула волка как кнутом. Оскалившись, он проговорил, глядя вверх, туда, где, как он думал, у деревьев были глаза.
— Мне нет нужды заслуживать прощение — я ни в чем не провинился перед тобой! — за его спиной послышалось шевеление, это Динь, не растерявшись, потихоньку поторапливала Маленьких Созданий, и одни слова ее и ее присутствие словно дарили им силы справиться со страхом. Каждое из них на секунду смотрело волчице в глаза, а потом продолжало свой путь, тихо и осторожно, но чувствуя, как отвага пламенем разгорается в сердце. — И моя власть существует, лишь пока жив мой народ. Мы пришли сюда не умирать — с тебя достаточно нашей легкой крови. Мы пришли сражаться!
— Ссмело… — прошипел Лес, — но глупо…
Мрак сгустился окончательно и в неровном свете факелов все увидели зловещие длинные и черные тени деревьев, лежащие на снегу. А потом от этих теней потянулись другие — высокие, четверолапые, с горящими алыми глазами. Многие из жителей Леса, котов и орлов, и даже — некоторые волки впервые увидели Тварей.
— Разорвите их… — прошелестел Лес, — на куски…
И потянул свои сучья к бойцам.
Волки шагнули к людям и оскалили клыки. Люди подняли топоры над головами, готовые защищать волков и себя. В одно мгновение воздух наполнился свистом ветвей, воем, стонами и рычанием, шипением и шелестом. Волки рвали Тварей на части, но их становилось все больше и больше, все новые и новые порождения тьмы вступали в схватку. Они шли молча, и не обращали внимания на волков, упрямо двигаясь к людям.
— Не суетитесь, — крикнул Зверь, — хватайте их сразу за глотки и отгрызайте головы! Ломайте ребра и спины!
— Вот уж никогда не подумал бы, — сказал Аластор, замахиваясь топором и ломая протянувшуюся к нему осиновую ветвь, — что у этих Тварей вообще есть глотки, спины и ребра!
— Сзади! — коротко заметил Зверь, сдерживая натиск Тварей, желавших добраться до его двуногого друга. Мьельн был здесь же, и молча, сосредоточенно помогал своему правителю.
Аластор обернулся, но гибкая ветка уже захлестнулась вокруг его горла, раня кожу мелкими шипами. И в тот же момент она обломилась под весом огромной пумы с зелеными глазами.
— Полегче! — хмыкнул Аластор, потирая шею. — Ты мне чуть голову не оторвала!
— Не стоит благодарности, — холодно ответила кошка, и по голосу охотник узнал в ней Карану, начальницу дневной стражи. Грациозно, лишь слегка покачнувшись на обломке, она перепрыгнула на другую ветвь, круша и ее, и спасая какого-то волка от ее удара.
— Лес еще не вошел в полную силу, не тратьте времени на разговоры, — прорычал Зверь, — они пригодятся вам позже, когда все Твари соберутся здесь. Рубите! Рубите деревья! И побыстрее!
В общем, в битве царила такая суета, что сложно было даже представить в ней какой-то порядок. Однако порядок был. Люди и волки стояли в двух шеренгах по две стороны, а между ними, как по живому коридору, убегали оставшиеся жители Леса. Кошки и люди ломали и рубили ветки, которые, свистя над ними, пытались то схватить их, то помешать отступлению Маленьких Созданий. Волки же прикрывали их с боков и спины от свирепых Тварей.
Сквозь тучи пробился призрачно-зеленоватый свет луны, делая происходящее еще боле нереальным, как будто до этого было легко поверить в такую фантастическую битву. Воздух огласился воплями боли и ужаса — Лес, разъяренный битвой и опьяненный запахом крови становился все более и более жестоким. На фоне неба, вздернутые высоко вверх его ветвями метались люди и волки, и даже орлы, неосторожно опустившиеся слишком низко. Потом они словно складывались пополам и умолкали навсегда. Тогда дерево швыряло мертвого воина вниз и вцеплялось в следующего. В снегу шипели оброненные несчастными факелы, и огня становилось все меньше.
Чуть поодаль, на опушке, шла другая битва.
— Скорее, — кричала Динь, — ему еще можно помочь!
Ланс дрожащими руками расстегивал очередной доспех, Аллайя, бледная, словно смерть, вливала в губы воина обезболивающий отвар и он, глубоко и спокойно вздохнув, умирал у них на руках. Те же, кого удалось спасти и наспех перевязать, стонали или, что было хуже, остекленевшими глазами смотрели в небо, ничего не понимая и не чувствуя. Руки девушки были по локоть в крови и талом снеге, на ее плаще не было живого места, и сама она с трудом сдерживала себя от того, чтобы не разрыдаться и не умчаться подальше от этих ужасов, или напротив, броситься в схватку, чтобы в пылу ее не задумываться ни о чем.
— Живее, девочка, живее… — мягко говорила Динь, — потом все успеется…
И Аллайя, касаясь флягой губ очередного раненного, совсем не верила в то, что «потом» когда-нибудь наступит.
— Этот, этот и этот, — указывала Динь орлам, и они, бережно подхватывая тела, уносили их к поселку. — Нет, этого не трожьте, он не переживет.
— Динь! — раздался внезапно крик Ланса, такой неестественно-тонкий, что и Аллайя и волчица сразу поняли, случилось что-то ужасное. Хотя и сложно было представить что-то ужаснее той бойни, которая на все голоса выла над ними.
Взглядом приказав Аллайе остаться рядом с другими раненными, Динь кинулась на голос.
Ланс стоял на коленях и пристально вглядывался в лицо какого-то раненного. Динь повела носом и вздрогнула, шумно вздохнув. Как и все животные, в первую очередь она полагалась на нюх, и запах этого человека был ей знаком.
— Как так? — Ланс повернул голову к волчице, в глазах его застыли слезы? — Как так?.. Я… я не верю…
Динь одним прыжком оказалась рядом с раненным. Внимательно и ласково она смотрела в его лицо — лицо предводителя всех людей гор. Аластор лежал спокойно, словно спал, но в руке его, сомкнутый судорожной хваткой был зажат огромный топор, а лицо исказилось от ненависти и боли.
— Может быть? — прошептала Динь, и склонилась к самому лицу воина. Нет, он не дышал. Она положила лапу ему на шею… Пульса не было.