- Что мне смотреть на это? – спросил он у Мьельна, пытаясь казаться безразличным. – Разве не сами они виноваты в этом? Разве не люди довели их до этой вины? И разве не лучше было бы оставить их в Лесу?
- Умирать? – глухо спросил Мьельн. – Без малейшей надежды на спасение?
Арлан дернул головой.
- Зато быстро! Кроме того, Лес не смог бы убить всех! Ему нужны слуги! Без них власть не сладка!
- Да? И ты бы выбирал, кто остался в живых? – Мьельн посмотрел на Арлана без ненависти и гнева, лишь удивленно и устало. – Ты и прихвостни из твоей шайки?
- Многие из них, - ответил Арлан, - пали в бою!
- Чем, несомненно, заслужили прощение, - сказал Мьельн. – Память о них теперь будет светла. Но ты - ты еще жив. И недалек от того, чтобы навсегда заклеймить себя позором. Ты скорбишь об отце – но, что ты можешь кроме скорби?
Арлан молчал. Он ненавидел этого волка за прямоту и всей душой радовался, что они здесь одни – Ланс ушел вслед за Маленькими Созданиями, чтобы помочь им похоронить своих павших.
- Ты кичился волчьей памятью перед человеком. Говорил ему, что будешь чтить своих мертвых вечно, и тут же хотел пролить кровь на их могилы. Кто учил тебя закону, Арлан? И почему ты не слушал этих уроков?
Волк молчал, с ненавистью глядя на Мьельна. Он хотел бы разорвать его, чтобы тот не стоял перед ним и не говорил этих правдивых тяжелых слов. И в то же время, в его душе словно что-то ломалось, будто лед, в который Лес заковал его сердце, таял, уступая место чему-то большему, пускай болящему ноющей болью, но настоящему и чистому.
И, сделав один широкий шаг, он мордой уткнулся в серое плечо Мьельна, скрывая свои слезы и трясясь от рычащего плача.
Мьельн стоял неподвижно.
- Довольно, - мягко сказал он, и Арлан выпрямился. В его взгляде больше не было ненависти. – Идем. Смеркается, и медлить нельзя. Нам не хватает молодых и храбрых охотников.
- Я оставлю тебя здесь, - сказал Ветер, бережно спуская Мартина на землю. – Дальше иди сам – здесь уже недолго.
- Ты вернешься к ним? – спросил Мартин. – А ко мне?
- Может лишь в самом конце пути, - ответил Ветер. – У меня много дел в других мирах.
И, тряхнув гривой, он исчез. Только тогда Мартин огляделся.
Здесь было очень светло – это первое, что бросалось в глаза после мрака Лабиринта.
Здесь гулял свежий морской ветер – Мартин понял это, когда полной грудью вдохнул просоленный воздух. Услышал он и гул волн, далеко внизу. Они рвались к скале, с разбегу ударялись от нее и отступали, поверженные, но непокоренные, брызжа желтой пеной. Отступали, лишь чтобы начать новый разбег. Это Мартин увидел, когда подошел к краю обрыва.
Он был на уступе. На каменном уступе, едва покрытым мхом. Заканчивался этот уступ острием. А на острие росло Древо.
Сначала Мартин просто увидел его черный мрачный силуэт, размытый в утреннем тумане. Он зашагал к нему, и, хотя шел он быстро, Древо, казалось, не приблизилось ни на шаг. Тогда Мартин побежал. Он побежал, потому что почувствовал сомнения. Нет, не страх – ему казалось, что страх он вырезал вместе с Лабиринтом из самой своей груди. А именно сомнения. Древо явно таило в себе угрозу, и хотелось сблизиться с ней как можно скорее, чтобы разгадать ее суть и суть волнения, поселившегося в сердце юноши.
Ноги его мягко ступали по мху, и он, как и прежде, не чувствовал ни голода, ни усталости, хоть и по-прежнему не знал (хотя и хотел спросить у Ветра), сколько времени провел без пищи и сна. Казалось, сам воздух даровал ему силу, и Мартин ярко вспомнил Аластора перед осенним праздником. Вспомнил Аллайю, Ланса и Трескача. Сурового Зверя и вредную Динь. Он вспомнил их так четко, словно все они окружили его и были рядом. И горизонт впереди был свеж и чист, а над морем вздымалось солнце.
Только Древо мешало. Оно казалось лишним в этом царстве отваги и ярости моря. Словно паук паутину, оно раскинуло свои ветви над уступом и волнами. Мартин понял, что должен очистить это место от скверны, заразившей его, немедленно. И стремился к этому душой и телом. До тех пор, пока прямо в грудь ему не уперлось что-то острое и холодное, и бесчувственный голос не приказал.
- Стой.
Юноша остановился, как вкопанный, не сразу, впрочем, сообразив, что произошло. Грудь ему кололо острие стрелы, направленное точно в сердце. Он поднял взгляд. Из лука целилась в него рыжая и веснушчатая девчонка, по виду - ровесница Ланса. Зеленые глаза ее безразлично смотрели на Мартина.
- Ты пришел убить меня, - тоном, не терпящим возражений, сказала она. – Мой Отец меня предупредил.
Мартин отшатнулся. Девчонка оставалась неподвижной, и не думала опускать стрелы.
- Нет, - все-таки возразил он. – Я пришел убить Древо!
- Убить Древо – значит убить меня и моего Отца, - девушка произнесла это так спокойно, словно речь шла и не о ее смерти вовсе. – Я не могу тебе этого позволить.
Палец ее чуть дрогнул на тетиве, и Мартин поспешно шарахнулся еще дальше.
- Бессмысленно, - констатировала девушка, и сама отходя на шаг назад. – Я не промахнусь, даже если ты сейчас бросишься бежать. И даже если ты спрыгнешь с этой скалы, моя стрела настигнет тебя на самом морском дне и пронзит насквозь.
Она говорила все это столь же бесстрастно, и Мартин понял, что она не лжет. Но он все еще не боялся. Он не мог поверить, что столь долгий путь был пройден им лишь для того, чтобы в паре шагов от цели его застрелила какая-то рыжая бестия.
- Если моя смерть так неизбежна, - спросил он, стараясь говорить так же спокойно, как и девушка, - то почему я еще жив?
Незнакомка замялась. Наконечник ее стрелы дрогнул, словно готовый опуститься, и сама она на миг прикрыла глаза. Но уже через секунду стрела снова четко указывала на сердце Мартина, а безжизненный взгляд зеленых глаз столкнулся с его взглядом.
- Потому что я никогда не видела живых людей. Мне интересно, - призналась она, без тени смущения, да и какой-либо другой эмоции тоже. – Ты, конечно, умрешь – я должна защищать Древо, оно единственное существо, которое любит меня и заботится обо мне. Но… перед этим, мне хотелось бы узнать больше о таких, как ты.
- Таких, как я? – спросил Мартин, усаживаясь на мох. Стрела тут же метнулась вниз, нацелившись ему в лоб, но странно – его все меньше беспокоила собственная жизнь. Это беспокойство уступало место интересу.
- Да, людей, - холодно подтвердила незнакомка. – Мой Отец говорит, что вы отвратительны, ничтожны, ваши помыслы полны злости и корысти, - впервые в голосе девушки послышалась эмоция, и это была ненависть. – Вы убиваете лишь из озорства, и хотите добраться до моего Отца потому что убийство его считаете доблестью!
- Да ты ведь и сама человек! – выдохнул Мартин, глядя на девушку. Ту передернуло, словно ей в руки сунули гнилую крысу. Она гордо вскинула голову.
- Я не человек! Я – Хранительница Древа!
- А выглядишь как человек, - заметил Мартин. И, поймав сравнивающий взгляд незнакомки, поспешил поправиться. – Как человеческая девушка.
Для Хранительницы все это было впервой. Множество веков она провела рядом с Древом, слушая его и обучаясь у него. Оно старательно питало ее ненависть к людям, и убеждало в том, что как только любой человек появится на этих землях – его немедленно нужно будет убить, ибо иначе он убьет и ее, и его. Целыми столетиями она слушала о коварстве, подлости, кровожадности и лживости людей, и, не видя никого из них, представляла их монстрами, огромными и смердящими, с громовыми голосами. Древо так же учило ее быть бесчувственной и холодной, потому что, уверяло оно, люди хитры и обманом могут убедить ее в своих добрых намерениях, усыпить ее бдительность, чтобы нанести удар из-за спины.
Однако человек действительно оказался очень похожим на нее саму, и совсем непохожим на монстра. Голос его был приятен и спокоен, он не боялся ее, и, кажется, не лгал, хотя и говорил вещи невероятные. Или все-таки лгал?
Хранительница нахмурилась. Она, убившая в себе все чувства, теперь страдала от их противоречивости. Разве не об этом говорил ее Отец? Почему она не убила человека сразу, не дав ему открыть свой мерзкий рот? Теперь он опутает ее сетью обмана, обведет и убьет сам… Нужно немедленно избавиться от него!