- Кого ты привела ко мне, Дочь Моя? – спросило оно, едва качнув ветками. Девушка вздрогнула от звука этого голоса, но промолчала, лишь вскинула лук, направив стрелу в самую середину темной кроны. – Кого? – повторило Древо. – Неужели ты решила предать меня? – голос его стал шипящим, и с ветви его склонился перед лицом Хранительницы черный древесный Змей. Она не отшатнулась, но по взгляду ее Мартин понял, что видит она эту тварь впервые. Мартин же сразу узнал этот голос – он же столько говорил с ним в Лабиринте.
- Или спасти? – прошипел Змей. – По кротости и доброте своей девичьей души, ты не смогла сама убить его, и привела сюда, чтобы мы сделали это?
- Разве это не называлось бы именно тогда предательством? – спросил Мартин тихо, держась чуть поодаль. Его путь был закончен – он понял это, потому что потерял оберег. И теперь жизнь всего мира зависела от давно убитой девушке, которая узнала о том, что мир вообще существует лишь несколько часов назад.
Змей никак не ответил на его слова. Он сполз с ветки и пополз по натянутой руке девушки.
- Ты не туда целишься, Дочь Моя. Повернись и я дам тебе отваги на этот выстрел.
Хранительница обернулась. Мартин стоял молча и смотрел ей в глаза. Тогда она уткнулась носом в плечо, чтобы не намочить слезами тетиву и отпустила пальцы. С глухим жужжанием стрела помчалась вперед. Прямая и неудержимая роковая стрела.
- Вперед! – воскликнул Ланс и, подняв топор, с трудом побежал через сугробы. Он слышал, что остальные бегут за ним и, когда он остановился в растерянности, то тут же растянулся на земле, ибо задние ряды наткнулись на него, в свою очередь об них споткнулись все остальные, и вскоре люди и волки полусидели в снегу, не чувствуя холода и раскрыв рты от изумления.
Лес умирал. Ветви его страшно трещали и извивались в агонии, стволы гнулись, словно какой-то великан прижимал их к земле и шатались, натыкаясь друг на друга. Словно волна невыносимой боли пробежала по деревьям ужасной судорогой и под ноги людям потекла их черная кровь. Она топила снег и шипела, стремясь непременно добраться до людей, но не могла причинить им никакого вреда. Они же в свою очередь торопливо убирались с пути черных рек. Тогда вперед вышла Динь. Никто не видел, когда она появилась, но всем показалось, что она стала выше и моложе.
- Получилось… - едва слышно прошептала она, словно не веря своим глазам, а потом воскликнула яростно и звонко:
- Твоей власти больше здесь нет!
Послышалось шипение – это не было шелестом веток или шипением тающего снега, нет. Это было свистящее шипение огромного Змея, вздыбившегося высоко над вершинами деревьев. Люди закрывали глаза, а волки вскакивали со своих мест и скалились, поднимая шерсть на загривках дыбом.
- Твоей власти, - отчетливо, перекрывая всякий звук, повторила Динь. – Больше здесь нет!
И Змей, изогнув губы в устрашающей ухмылке, растаял. Таял кругом и снег, но уже не от черной лесной крови, а по слову Динь, струясь из под ее лап прозрачной водой. Заалел рассвет, намного раньше, чем это бывает зимой, и все почувствовали теплое дыхание весны на озябших лицах.
Звеня, стрела вонзилась в Древо, в черное переплетение ветвей, и Мартин, с напряжением наблюдавший за ее полетом, повернулся к Хранительнице, но успел увидеть лишь ее прощальную улыбку и услышать вдох облегчения. После чего она прахом осыпалась на камни, и даже платье ее истлело в ту же секунду.
- Вот и все, - сказал уже почти родной голос за спиной Мартина. Тот повернулся и кинулся Ветру на шею. – Вот и все, - повторил он. – Ты теперь герой, человек. Садись. Я отвезу тебя домой.
И, не в силах, сказать хоть что-то внятное сейчас, Мартин молча взобрался на призрачную спину. Переплел в пальцах призрачную гриву и закрыл глаза. Он мчался на самом Ветре, и эта скачка казалась ему быстрее и радостнее всех остальных. Домой! Домой! – слышалось в каждом ударе его сердца. Он верил и не верил в то, что ему удалось.
Нет, конечно, не ему одному. Перед глазами на миг снова появилась улыбка Хранительницы, а в ушах прошелестел ее тихий вздох.
- Что будет с ней теперь? – спросил Мартин. Он не уточнял с кем, но Ветер его понял.
- Как и все мертвые она отправится, наконец, к Лабиринту, и если выдержит испытание Тварями, то пройдет в Дверь.
- А что там, за Дверью? – выпалил Мартин, хотя и понимал, что вряд ли услышит ответ на свой вопрос. В голосе Ветра послышалось удивление.
- Разве ты сам уже не отвечал на этот вопрос? Для каждого – свое.
========== Эпилог. Весенние костры. ==========
Шаг от шага становилось все теплее и светлее. Мох сменился зеленым ковром молодой травы. Ветер шел неспеша, и Мартин с радостным изумлением смотрел на раскинувшееся кругом царство новой жизни.
— Что, — спросил он у Ветра. — Разве уже весна?
— Да, — Ветер наклонил голову, едва коснувшись мордой первоцветов. — Теперь весна.
— Эти места мне не знакомы, — заметил Мартин. — Далеко отсюда до Долины циринов?
— Это и есть Долина циринов, — ответил Ветер.
— А… как же Лабиринт и земли вокруг него?.. Мы уже проехали их?
— Ты не увидишь их теперь до самой своей смерти, — сказал конь, — миры, а их множество, подобны складкам материи, небрежно брошенной на Вселенную. Ее можно менять: перекладывать, ровнять или загибать углы. Сейчас, убив Древо, ты выровнял одну очень темную складку. Лабиринт ушел вовнутрь ее, в место-между-мирами, туда, где ему и положено быть. Туда, где смертные его не видят. И этот мир стал намного более реален, хоть реальность всегда и идет об руку с потерей зоркости. Вы больше не увидите Тварей — но это не значит, что их не будет здесь. Впрочем, ты рискуешь узнать слишком много.
Мартин кивнул и не стал продолжать расспросы. Ему хватило того мира, который он сейчас видел. Его свежести и зелени, влажности его земли и чистоты его неба. И он дышал полной грудью, осознавая, что ни в одном из других миров, самых загадочных и таинственных, не смог бы быть так же счастлив.
— Солнце поднимается, — прошептал Мартин, подняв голову и это действительно было так. Красивейший рассвет цвета алой смелости поднимался над миром, и все тянулось навстречу ему и теплу, которое он нес.
— Поселок! — воскликнул Мартин и Ветер прибавил шаг, не потеряв, впрочем, своей стати и великолепия. Мартин нетерпеливо ерзал на его спине. Когда-то, в своих мечтах он совсем не так представлял свое возвращение. Он думал, что будет чувствовать себя куда более гордо и величественно. На самом же деле он был просто рад и еще чуть-чуть устал. И больше всего в жизни ему хотелось оказаться возле очага в трапезной, и чтобы охотники курили трубки и Аластор рассказывал что-нибудь своим громким голосом и заливисто смеялся. Ему не терпелось увидеть, как вырос Ланс и его цирин. Ему скорее хотелось посмотреть в яростные янтарные глаза Зверя и, конечно, — об одной мысли об этом сердце его бешено забилось, — обнять Аллайю.
Она первая кинулась к нему в объятия. Едва он успел заметить ее грациозный силуэт в утренней дымке и соскочить со спины Ветра, как тут же ее хрупкие руки обвили его шею, и вся она прижалась к нему, с глубоким счастливым вздохом, и никакая больше сила не смогла бы разлучить их. Мартин знал это абсолютно точно.
Вышел к нему навстречу Ланс, ведя под уздцы своего цирина, с губ которого капала вода. Он выглядел таким же взъерошенным, как и всегда, но взгляд его изменился. Это был серьезный и честный взгляд взрослого и мужественного человека. Мартин отстранил от себя Аллайю — оказалось, и она повзрослела. Перенесенные тяготы оставили на ней отпечаток мудрости и силы, ведомой только тем, кто пережил огромные несчастья.
Вышел вперед и Зверь. С ним был Мьельн и совсем незнакомый Мартину молодой волк с очень светлой серой шерстью. Держался этот волк очень скромно, но с достоинством, и когда он увидел Мартина, во взгляде его промелькнула тень, но лишь на миг — и тут же растаяла, словно случайное облако в весеннем небе.
— А где Аластор? — спросил Мартин, окинув пришедших взглядом. — Мне столько хочется рассказать ему…