Арчи фыркнул и поежился. От мыслей о подражателях ему становилось мерзко. Ему хотелось выловить и пустить на ремни каждого, кто хотел присвоить его славу себе. Но этого делать было нельзя. Они нужны были ему для отвода глаз.
Мужчина оставил свой выбор на резном скальпеле, который приобрел совершенно недавно. Нежно, с невиданной любовью, он провел пальцем по лезвию, с раздражением отвлекаясь на скулеж девушки позади себя.
— Прошу вас, — с мольбой произнесла Алена. — У моей семьи есть сбережения. Мы отдадим вам все, только отпустите. Отпустите, прошу вас, — едва не хныча, дополнила, глотая солоноватые слезы, едва решаясь смотреть на маньяка, притащившего ее сюда.
Мужчина задрал голову к потолку, не сумев сдержать издевательский смех, вырвавшийся из его глотки. Из раза в раз, он слышал одни и те же слова. Они словно мантру повторяли их в надежде, что он остановится, прекратит. Забавно. Разве он был похож на того, кто нуждался в средствах? Разве человек, нуждающийся в деньгах, мог позволить себе машину за несколько сотен? Идиотки. Безмозглые идиотки. Неимоверно раздражающие его.
— Твоя кожа интересует меня больше, чем какие-то бумажки, — разворачиваясь, немного склоняя голову набок, проговорил Арчи, а девушка содрогнулась от его слов, вновь начиная дергать руками и ногами, стараясь освободиться от не особо затянутых ремней. — Тише, тише, мой огненный ангел, я обещаю сделать все как можно больнее, — расплываясь в садисткой ухмылке, протянул наемник, подойдя и наклонившись над девушкой, убирая рыжие волосы с ее лба.
— Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь! Помогите! — судорожно закричала девушка, наблюдая, как мужчина склонился над ней, взяв ножницы с подставки, которыми принялся разрезать тонкую ткань платья.
— Здесь никого нет. Ты можешь орать, сколько тебе влезет, но меня твои визжанья раздражают. Так что закрой пасть! — рыкнул Арчибальд, сдавив горло Алены, распахнувшей огромные глаза, в которых так чувственно отображался испуг, что мужчина неволей ощутил волну раскатывающегося по телу возбуждения.
Девушка действительно замолчала, глотая ртом воздух, как только Арчи отпустил ее. Она вновь зашлась в рыданиях. По лицу стали выступать красные пятна, которые отвратно контрастировали с белоснежной кожей, из-за чего наемник поморщился, но продолжил разрезать одежду, оставляя свою жертву по пояс оголенной. Начиная приступать к самому интересному. Но стоило ему только поднести скальпель к шелковой коже, как девушка вновь закричала, и это стало последней каплей.
Арчи рыкнул, с силой ударив по хирургическому столу ладонями. Он приподнял голову вверх и шумно выдохнул, чтобы немного успокоиться и не перерезать глотку девушке прямо сейчас, чтобы не лишить себя удовольствия убить ее как полагается.
Молча он развернулся и подошел к холодильнику. Открыл дверцу и извлек клей. Самый что ни на есть идеальный клей для его увлечений. Отодрать его можно было только с кожей. Оставив кровавое месиво на месте разрыва. Он никогда не понимал, почему другие чаще всего использует изоленту. Ведь это не так остро и красиво. Ведь изолента не принесет боли, в отличие от клея, который будет разрывать плоть, как только жертвы захотят кричать, а они захотят, ведь боль будет адской.
Сжав челюсть девушки, Арчи надавил пальцами по углам от ее губ, заставив их вытянуться вперед, чтобы ему было удобно покрыть эту мякоть тягучей субстанцией, а девица попыталась замотать головой, но эти жалкие попытки лишь вызвали его ухмылку.
— Я ведь предупреждал тебя. Впрочем, я и так бы это сделал. Может быть чуть позже, — задумчиво произнес садист, щедро покрывая губы девушки клеем, чтобы тут же, пальцами, склеить их, выдержав не более минуты. — Ну вот, так-то лучше, — не слыша ни звука, лишь наблюдая градом покатившиеся слезы, дополнил мужчина, вновь возвращаясь к своему делу.
Он встал по правую сторону от нее. Скривился, когда увидел пирсинг на пупке. Все же, он предпочитал чистые тела у своих жертв, а когда он замечал какие-то погрешности, то он их тут же ликвидировал. К примеру, татуировки он вырезал, а вот сейчас, пирсинг он попросту вырвал, заставив девушку истошно замычать, содрогаясь в рыданиях, да так, что он заметил тонкую струйку крови, что покатилась от ее губ прямо по подбородку вниз.
Свежую рану от разорванной кожи он методично обработал. С нескрываемым наслаждением вытирая ватными дисками кровь.
— Эта мода меня убивает. Зачем портить такое прекрасное тело железом? Не понимаю. Совершенно этого не понимаю, — проговорил Арчибальд, взяв скальпель в руки.
Он в который раз наклонился. Провел подушечками пальцев по прохладной, гладкой кожей в районе тазобедренной кости, чтобы через секунду разрезать податливую плоть, любуясь проступающей алой кровью.
Он не удержался. Слизнул ее кончиком языка, ощущая восхитительный, металлический привкус во рту, с наслаждением прикрывая глаза. Жар стремительно разошелся по телу. И внутри все как-то слишком быстро напряглось. Стало тесно и узко. До черта узко.
Она была вкусной. Сладкой. Пленительной. И это сносило остатки его самообладания. Встряхнув головой, он попытался собраться. Отогнать этот дурман и ему почти удалось, если она не взвизгнула от боли, когда задумавшись, он вогнал лезвие глубже, чем планировал. По девичьему подбородку потекла кровь быстрее. Еще одна алая лента присоединились к самой первой — тонкой. И это было столь очаровательно. Что мужчина нагнулся вперед, соприкасаясь своими губами с губами пристегнутой им, обездвиженной девушки.
— Ты прекрасна, — любуясь, ласково перебирая рыжие кудри, проговорил мужчина, делая разрез не глядя, стараясь запечатлеть болезненную гримасу на лице бабочки, что попала в его сети. — Я оставлю на тебе свое клеймо. Оно столь же восхитительно и идеально, как и ты, чтобы каждый, кто найдет твое тело, знал, что ты принадлежишь мне, что свои последние часы ты провела в логове Жреца, а иначе Кровавого бога.
Арчи дочертил рисунок быстро. Оставляя на девичьем теле свою подпись, как делал это всегда перед тем, как приступить к излюбленному им делу — искусству, ведомому далеко не каждому, лишь особенным и он таковым являлся. Подушечками пальцев, он словно нарисовал две восходящие полосы девичьей кровью. После чего очертил пальцами ключицу девушки, на долю секунды задумавшись.
Он перестал обращать какое-либо внимание на свою жертву. Сейчас его интересовала лишь ее кожа, что служила идеальным холстом для его фантазии, которую ему не терпелось воплотить. Он начал с шеи, аккуратно сделал несколько надрезов, любуясь проступающей кровью, вид которой действовал на него как лучший в мире наркотик. Словно морфий: окрылял, дурманил и уничтожал.