Еще и еще, вырезая на пухлой груди листья, что обрамляли распускающиеся, вырезанные им до этого цветы, он спускался по ее телу вниз, к бедрам, где стал чертить усыпанные иглами ветки, словно вырисовывая дивный куст распускающихся роз, вот только кровь не позволяла всецело насладиться рисунком, немного искажая идеально вычерченные границы. Арчи закончил через час, может больше и, взглянув на девушку, нахмурился, ведь он даже не заметил, что та давно уже потеряла сознание от боли и едва дышала из-за потери крови, которая струйками стекала по ее плоти вниз, исчезая в специально установленных стоках.
Он включил вытяжку, чтобы избавиться от чересчур явственного запаха крови и извлек из холодильника бутылку воды. Сделав блаженный глоток, Арчи направился к столу, подключая излюбленный им механизм, который посылал разряды тока в тела его жертв, когда ему нужно было привести их в чувство или же убить, а может сделать так, чтобы они корчились от боли? Он мог все. В своей пыточной он чувствовал себя богом. Кровавым богом.
Разряд был слабым, хоть и болезненным, но как раз таким, чтобы девушка, содрогнувшись, распахнула глаза, уставившись в полок.
— Я еще не закончил. Не время покидать меня, — осуждающе протянул Арчи, убрав продезинфицированный скальпель на место, и взял махровую тряпочку, смоченную теплой водой, чтобы омыть девичье тело от скрывающей его рисунок крови.
Методично и аккуратно, наблюдая, как девушка корчится от боли, подпевая себе под нос излюбленный им мотив. Странно, но именно это занятие приносило ему не меньше удовольствия, чем сам процесс, когда жертва была измучена, истерзана, хоть и не совсем. Да, сегодня как-то слабо. Ни тебе отрезанных конечностей. Ни оторванных губ из-за адских криков. Ни обрезанных век, потому что жертва не хотела на него смотреть. Как-то совсем не кроваво. Ну и что, что ее тело исполосовано вдоль и поперек? Ну и что, что она теперь словно картина, а по ее телу распускаются бутоны роз? Ну и что, что она истекает кровью? Ну и что, что у нее уже нет сил для борьбы, для судорожных всхлипов? Это все не то, и это его жутко раздражает. Впрочем, ладно, возможно, сегодня он оставит все так, как оно есть. Постарается оставить.
Алена едва может сфокусировать взгляд на садисте, а он, стянув с себя запачканную кровью рубашку, рассматривал дивный предмет. В ее глазах двоилось. Что-то конусообразное, металлическое, с винтом и круглым наконечником. И отчего, сейчас ей стало до ужаса страшно. Именно сейчас, а не до сих пор. Словно инстинкт сработал. Она начала извиваться, издавать булькающие звуки, которые просачивались через разорванную плоть на когда-то пышных губах. Ее страх был так осязаем, что садист словно почувствовал его, учуял, развернулся, прищурившись посмотрев на девушку, и тут же оскалился, приближаясь к ней, давая рассмотреть поближе.
— Ты знаешь что это? — задал вопрос наемник, а девушка едва заметно покачала головой. — Это железная или ужасная груша. Данное орудие пыток пользовалось большим спросом во время Инквизиции. Обычно им наказывали разгульных женщин и геев. Изобретена она было в шестнадцатом веке, неким Гошером, который был французским разбойником, конечно, если мне не изменяет память. Механизм ее действия до одури прост. После того как ее вставили в тело: в оральное, вагинальное или анальное отверстие, ее раскрывали, что способствовало разрыву глотки, влагалища или прямой кишки. После чего жертва умирала в жутких муках, конечно, если не умирала до или же теряла сознание… Чудное изобретение, не правда ли? — с нездоровым блеском в глазах, проговорил Жрец, так и не дождавшись от девушки никаких восхищенных взглядов, что порядком его задело, даже разозлило и эту злость он решил подавить самым что ни на есть кровожадным методом, который точно не оставит ее равнодушной. — Впрочем, я продемонстрирую, — изрек мужчина, и только сейчас девушка вновь принялась дергаться, извергать какие-то хриплые звуки и рыдать, усиленно и тошнотворно рыдать. — Не обещаю, что тебе понравится, — ласково улыбаясь, поцеловав свою жертву в лоб, произнес Арчи, извлекая кинжал из ножен, чтобы разрезать остатки девичьего белья.
Он ослабил ремни на ее ногах, чтобы согнуть их в коленях и только потом затянуть, чтобы был лучше вид на то, что он собирается с ней сделать. А ведь это орудие он приобрел совсем недавно, буквально на прошлой неделе, и ей будет отведена честь опробовать его первой.
Волнительно. Так до черта волнительно, что он чувствует, как снует дрожь по коже. Ощущает, как расползается по его телу возбуждение. Нагревается в жилах кровь, в то время как он вставляет грушу во влагалище своей жертве, которая корчится от раздирающей боли. Он видит, как тонкая струйка крови вытекает из нее, и ощущает, как напрягается член в его штанах. Становится узко. Непривычно узко и до невозможности жарко.
Бусинки пота проступают на его коже, а он медленно крутит винт, раскрывая «листья» груши, которые острыми наконечниками впиваются в девичью плоть и он слышит оглушающий крик. Она разорвала себе склеенные губы. Едва не захлебывается кровью, а он крутит винт, ощущая, как пульсирует головка.
Ему сносит крышу, он тянет пояс своих брюк, докручивает винт, раскрывает «лепестки» на полную и истошный крик едва ли его сбивает, скорее подначивает. Рука сжимает ствол. Пальцы размазывают проступившую смазку по головке. Он водит ладонью вверх-вниз, наслаждаясь девичьей болью. Она замолкла резко. Неожиданно. Лишь бульканье и хрипы доносятся из ее горла, а разорванное влагалище истекает кровью, как и исполосованное вдоль и поперек тело девушки, как и ее окровавленный рот. А он кончал. Бурно, неистово, рыча сквозь зубы, впитывая, запоминая, откладывая в памяти этот удивительный по его меркам вечер.
Она умирала в муках, как и сотни других до нее, как и сотни других после нее. Он же откладывал в памяти каждую мельчайшую деталь. Он даже помнил все их имена и оставлял после каждой для себя сувенир, которые хранились в его личном хранилище. С огненной красавицы он срезал локон волос и лишил ее правого уха.
Оно показалось ему меньше, чем левое и совершенно не вязалось с идеальной девушкой перед ним, а от изъянов нужно избавляться. Определенно нужно. И он ей в этом помог. С удовольствием помог.