Я могла не волноваться за ответ Бренды, сердце которой было больше всех сердец в Пэнтауне. Которая плакала перед сном, посмотрев рекламный ролик со зловещими словами: «Застрахуйте свою жизнь до того, как смерть заберет ее у вас», и которая организовала в нашем микрорайоне субботник после того, как отец провез ее мимо билборда с плачущим индейцем.
– Поиграть сегодня вечером в «Чай-чай-выручай»? Отличная идея! – воскликнула подруга. – Я приглашу Морин. А ты позови Клода и Джуни.
– Договорились, – сказала я с облегчением, явно несоразмерным ситуации.
Глава 6
– Очень вкусно! – произнес отец. – Ты знаешь, как я люблю мясной рулет.
– Я рада, что тебе понравилось, – сказала я, решив не поправлять его.
Отец снова собирался работать до поздней ночи. А он уже отработал весь день. Кому приятно почувствовать себя глупцом после такого? В конце концов, мясной рулет и стейк по-солсберийски, по сути, представляли собой одно и то же: мясо, для которого не нужен был нож. Именно по этой причине они нравились отцу больше, чем настоящие стейки. Пища, для поедания которой требовалось попотеть, не доставляла ему никакого наслаждения. Отец сам признался мне в этом на пикнике у Питтов, решивших попотчевать гостей ребрышками.
В бытность обычным адвокатом отец привык к нормированному рабочему дню. Но с тех пор как его назначили прокурором округа Стернс, он уходил из дома до рассвета, а возвращался порой поздним вечером. Отец заверял нас, что это временно, пока он не привыкнет к новому месту и коллективу, а коллектив – к нему. Постоянное отсутствие отца мне не нравилось, но иначе оплачивать счета пришлось бы кому-то другому. По крайней мере, так сказала мама. И мне доставляло удовольствие видеть отца за кухонным столом в галстуке. Он выглядел таким солидным, таким авторитетным.
Когда кто-нибудь из прихожан в церкви или школьных учителей спрашивал меня, кем я хочу стать, когда вырасту, я отвечала: «Барабанщицей». Но иногда – и только себе (потому что Морин настолько исчерпывающе просветила меня насчет феминизма, что я дала себе зарок не высказывать этого вслух) – я признавалась, что мечтала стать домохозяйкой. «Без жен в этом мире все рухнет», – не раз повторяла нам мама. И мне было приятно представлять себя необходимой, примерять на себя столь ответственную роль – правой руки красивого и сильного мужчины. Уж я-то знала, как себя с ним держать и что делать!
Иногда я даже воображала себя женой в нашем доме. Нет, не в мерзком смысле. У меня и в мыслях не было становиться женой собственного отца. Я просто фантазировала – что и как будет, когда я выйду замуж. Я представляла своего мужа сидящим за столом и нахваливающим еду, приготовленную мной, чистый и уютный дом, в который бы он приходил. Муж управлял бы миром за его стенами, и наградой любимому в конце дня было бы возвращение в наш чудный, прекрасный замок, где я холила бы его и лелеяла.
Я села прямее на стуле. Джуни отправила в рот блестящий кусочек апельсинового кекса. Я подмигнула ей – именно так, по моему разумению, поступила бы мама. Сестренка покосилась на меня и высунула язык, выстланный крошками.
– Жуй с закрытым ртом, – строго наставила я Джуни и снова переключила внимание на отца: – Я тут подумала… Если бы вы с мамой решили устроить вечеринку, я могла бы приготовить еду. Я уже наловчилась готовить ужин на нас четверых. Почему бы не попробовать сготовить и для большего количества людей? Я не прочь. Чем не опыт?
Отец поскреб подбородок.
– Это было бы мило, – произнес он, явно не слушая старшую дочь.
Я сообразила: нужно сменить тему, чтобы вовлечь его в разговор.
– Как прошел рабочий день?
Отец прикрыл глаза. Придя домой, он снял пиджак, разгладил на нем складки, повесил на спинку дивана и только после этого присоединился к нам за обеденным столом (мы с Джуни прождали его почти двадцать минут, пуская слюнки над остывающей пищей). Сев за стол, отец сразу же набросился на стейк – едва теплый.
А теперь он оторвался от него и положил вилку на поднос.
– Хорошо, – ответил папа, но по его тону я догадалась, что все было с точностью до наоборот.