Он держал меня крепко за локоть длинными мощными пальцами с когтями, но не ранил и не царапал.
— Отпусти, — я попыталась освободить руку. — Нам надо уйти.
— Никуда, — тихо прохрипел оборотень, наклоняясь ближе ко мне. На губах хищная ухмылка. — Не уйдёшь.
Я замерла, быстро соображая, что к чему.
— А Поля? — жалобно уставилась на него. Это моё оружие, смотришь невинно с мольбой и тают мужские сердца. Папа мне ни в чём отказать не мог, и Женька тоже. Собственно так и появилась у моего жениха идея подарить мне машину за десяток миллионов. — Ребёнка можно вернуть?
Он думал, рассматривая моё лицо. А я терпеливо ждала. Покажи мне, оборотень, отсюда выход. Мне одного взгляда хватит, чтобы потом самой сбежать.
Но он ничего не ответил, отпустил меня и выпрямившись во весь свой богатырский, хотя в современном мире стоит говорить – баскетболистский рост. И холка, что из волос его гребнем торчала, мела потолок. Шёл медленно на кухню, изгибая лапы в грубой юбке.
Я за ним рванула.
На кухне тоже было невероятно светло, что подчёркивало грязь, запущенность всего быта.
Полина - дитя блаженное. С веником и самодельным деревянным совком пыталась подмести осколки разбитой посуды. Ходила в сапожках.
— Полечка, — облегчённо вздохнула я, а потом настороженно ребёнка рассмотрела.
Поля, как Поля, только вот две косички у неё заплетены. Малышка в свои неполные четыре года плести косы не умела. А это значит…
Я уставилась на оборотня, который девочке улыбался и подавал ей её плащик.
— Ты не умеешь мыть посуду, — малышка прошла мимо меня и залезла руками в свой плащ.
— Куда ты её ведешь?! — возмутилась я, последовала за этой парочкой.
Это было настолько неожиданно, что Поля так доверилась зверю. И эта наглая хвостатая гробина делал вид, что отец года, подал ребёнку указательный палец правой руки, который Полина обхватила своей ручкой.
И шли…
На выход, оставляя меня одну.
Это не по правилам! Моя сестрёнка мне принадлежит! Мы должны боятся такого монстра. На поверке оказалось, что ни я, ни моя сестрёнка оборотня особо не опасались.
Они вышли из дома. Оставив входную дверь открытой.
Я за ними следом выскочила во двор и на мгновение остановилась. Меня без сознания в этот дом принесли, я его пока снаружи не видела.
Но прежде, чем всё рассмотреть вокруг себя, уставилась на протоптанные вокруг дома тропинки. Трава пожухлая смята до чёрной земли всё распахано когтями. Оборотни в дом ломились ночью.
Но в дом не попали. Он внутри был из бревна, снаружи похож на гараж. Настоящая крепость обитая железными листами. Ставни днём открыты. Имелся чердак и двускатная крыша, по коньку и карнизам натянута колючая проволока. Крыша вся уставлена солнечными батареями. Ещё шумел на ветру совсем рядом высокий ветрогенератор.
Это же цивилизация!
То есть люди, где-то совсем рядом.
Я быстро осмотрела двор в поисках дороги. Но никакой колеи, только тропки. Восемь троп вели от дома в разные стороны и пропадали в дремучем лесу. По какой из них бежать и куда… Да и как сбежишь, если вокруг водятся монстры, и Уар ребёнка уводил от дома, но одним глазком за мной следил.
Рядом с домом было несколько хозпостроек, без окон, с пустыми дверными проёмами. Запущенность в хозяйстве.
Заросший огород за домом, ограда из длинных веток покосилась. За огородом кусты с ягодами. Птицы улетели с них, когда заметили нас. А за кустами вплоть до леса сад плодовый. На яблонях наливные жёлтые яблочки.
Оборотень закинул Полину на самую высокую яблоню.
— Поля, не надо! — испугалась я, когда девочка резво полезла вверх.
Уар остановил меня, схватив за запястье. Рука у него крепкая, не двинешься. Я стала от его пальцев избавляться, но он не отпустил. Повисла, полезла кусать его мощную руку, но мне под нос сунули волосатый кулак.
Я подняла на него глаза. На меня смотрел, внимательно.
Вот если так подумать, то он не навредил нам ни разу. Можно сказать спас. Естественно хотел плату получить, потому что животное.
— Отдашься? — тихо хрипнул он.
Я перестала сопротивляться, выпрямилась.
— Ты сможешь Полину к людям вернуть? — торговалась я.
Оборотень, прищурив один глаз, посмотрел на высокое голубое небо.
— Ты останешься, — его голос пропал в утробном хрипе.
Оборотень мучительно поморщился и сплюнул на землю. Кровью харкнул и больше слова не сказал. Нет, скорей всего, он не был болен. Это просто от человека к зверю ему было болезненно переходить.