Удивительно, но, истекающий кровью, он был все еще жив, когда волк перепрыгнул отельную стену.
***
Солнце будто издевалось. Сквозь пошарпанный зонт, сквозь сырое полотенце. Вколачивало, втыкало палящие лучи в воспаленную, покрытую волдырями кожу. Нос Карины облез, имел розовый оттенок живого мяса.
Очень скоро мы выпили всю воду. Из соседнего отеля погибла вторая, последняя женщина. Она пила воду прямо из бассейна. У нее не было ни зонта, ни какой либо защиты вообще. Думаю, она просто сошла с ума – от тошноты и жары. Она даже не кричала, когда ее заполучил кипящий волк.
Вертолеты прилетали еще не единожды. Но для нас это оказалось лишь горьким, дразнящим разочарованием.
Мы лежали на пирамиде из шезлонгов. Лицом к лицу. В каплях росы, с мелко дрожащими от лихорадки телами.
– Я не хочу умирать, – тихо сказала Карина.
– Я тоже.
– Почему нас не спасают?
– Не видят.
– А когда увидят – спасут?
– Конечно.
– Что, если эта тварь запрыгнет в вертолет, как тогда?
– Тогда нас не спасут.
Карина облизала потрескавшиеся губы.
– Что же нам делать?
– То, что и сейчас. Ждать.
– Сколько еще ждать?
– Заткнись ты уже, – грубо оборвал.
Мы долго молчали, нелепо и неловко лежа лицом к лицу, вплотную, точно нас сковало.
Я ощущал, как медленно во мне закипала ненависть. И я не боролся с этим ощущением. Наоборот, я лелеял его, развивал, нагромождал.
Карина была мне совершенно чужим человеком. Она меня не понимала. Не понимала, что нужно не болтать языком, а сохранять силы. Не понимала, что я не в состоянии повлиять на ход событий. Не чувствовала меня. То, что меня раздражали ее расспросы, ее жалобы, ее намеки на мою бездеятельность.
Я вдруг осознал, что, если копнуть глубже, разобраться – ведь это она во всем виновата. Из-за нее мы поехали именно на этот курорт, именно в эту страну. И попали в жуткую бойню. Я же предлагал совершенно иное место. Но послушался ее, пошел на поводу ее прихоти.
Вспомнил красотку. Та слова лишнего не проронила. Пожертвовала лифчиком, чтобы остановить кровопотерю пухляка. И еще, накручивая себя дальше, я вспомнил, что Карина перехватила мой похотливый взгляд на красотку. И что потом, спустя время, когда все уляжется и позабудется – это она мне припомнит. Очень хорошо припомнит.
Со всей ясностью и простотой открытия я понял, что не люблю ее. Возможно, когда-то любил. Поначалу. А теперь это лишь привязанность, основанная на двухгодичной привычке быть вместе. И что она не нужна мне. Такой, какой она есть, она меня не устраивает. Не мой человек. Нужно разойтись. Как только все закончится – нужно разойтись.
Будто по наитию, в поле моего зрения возник кипящий волк. Прохаживая периметр, он оглядывался на нас, ничем не выказывая беспокойства или нетерпения. Могучее доисторическое животное, перевернувшее привычный уклад современных людей. Но оно осталось одно. И все. Один волк отделял меня от будущего. От жизни.
Карина уже почувствовала что-то недоброе. Мысль еще не до конца созрела в моей голове, но то ли блеск глаз, то ли еще что – выдали меня с потрохами. Я видел, как ее лицо менялось, вытягивалось, смазывалось. И, признаюсь, я ощутил прилив удовольствия. Наслаждения. Я опьянел от созерцания страха, того самого страха, источником которого являлся я сам.
Мы были одни. Один на один. И волк. Тот, кто решит вопрос. Кто уберет все лишнее. Сделает то, ради чего он сюда и пришел.
Выжить. Я с небывалой радостью, диким восторгом ощутил, что могу выжить. Что я в одном маленьком шажке от того, чтобы быть спасенным. Моя жизнь должна продолжиться. Мне еще так много нужно сделать, столько всего добиться, столько всего успеть.
Ради собственной жизни каждый из нас готов на любую чужую смерть. Это негласный закон. Он подл и жесток, но он предельно человечен. В нем сама суть отношений между людьми.
Размеренно, уповая осознанием того, что наконец-то я контролирую ситуацию и занимаюсь спасением, я твердо стал на дно. Вода была каверзно теплой, убаюкивающей. Я посмотрел вниз. Шорты вздулись, как панталоны. Волосы колыхались, похожие на выгоревшие водоросли. Рябь волн преломлялась светом и горела на дне светлыми излучинами. Казалось, мы стояли на подвижной рыбьей чешуе.
Я посмотрел на Карину. Поддел губы в улыбке. Она не спускала с меня глаз. Спешить никуда не требовалось. Кипящий волк сидел под навесом финиковой пальмы и созерцал. Он был доволен. Ему хотелось вернуться к своим.
Карина стала плакать. Наверно, все поняла. Она тоже поднялась. Настороженно, боязливо пятилась, а я медленно, но неотступно надвигался. Мы уже покинули зону тени. Словно ножами, солнце полосовало кожу. Карина что-то начала говорить, наверно, просила не делать этого, просила остановиться и одуматься. Ее лицо превратилось в гадкую кривую гримасу. Она громко заревела, утирая слезы, выставляла руки вперед. Так она надеялась меня задержать. Но, уткнувшись пальцами мне в грудь, я сомкнул пальцы на ее запястье, сильно сдавил, отчего она ойкнула, выгнулась. Я продолжал идти.