Изредка, при чрезмерной активности лицевых мышц, с ушного отверстия подтекала сукровица.
Финиковый галантно указал на соседнее кресло.
– Разрешите разместить возле вас свой попец.
– Садись уже, паяц, – проворчал истопник.
– Можно бы и побольше уважения к раненому товарищу.
– До свадьбы заживет, не скули.
– Да там и заживать, собственно, нечему. Скорее отвалиться окончательно.
– Ты сегодня полон энтузиазма, – хмуро заметил истопник. И мельком взглянул на обрубок уха. – Тебе так даже лучше, кстати.
– Ага. А без башки так вообще неотразим стану, – ухмыльнулся Финиковый. – Вот иду на работу и думаю. Если б у человека росли крылья, то где б они находились, как думаешь?
– Не грузи, – сухо ответил истопник.
– Ну а все же. Подумай.
– Из жопы бы торчали.
– Очень мило, – скривился Финиковый. – Не ожидал от тебя подобной примитивщины. Подумать слабо, что ли? Это же интеллектуальная зарядка, пораскинь мозгами.
– Ладно, – вздохнул истопник. – Где-то в области лопаток.
– О, это уже звучит серьезней.
Между тем появлялись новые голоса, приходящие работяги рассаживались на свободные места.
Выдержав театральную паузу, пока сзади поутихнет, Финиковый победно воскликнул:
– Я докажу тебе ошибочность твоего предположения.
– Давай, покори мое сердце, – ехидно заметил истопник.
– Пришло время включать логику. Итак, главное преимущество человека перед животными – это…
– Перед какими животными? – огрызнулся истопник.
– Как какими? – удивился Финиковый. – Перед всеми остальными.
– Это у остальных животных есть главное преимущество перед нами. И заключается оно в том, что животные уже вымерли, а мы пока что нет.
– Твоя тяжеловесная унылость все портит, – обиженно сказал Финиковый. – Я просто хотел высказать свою мысль, а ты начинаешь сопли пускать. Ведь подумай – человек однажды смог выделиться среди других зверей тем, что овладел руками.
– И тут же принялся ими убивать всех подряд.
– И тут же научился хватать и удерживать предметы. Из-за оттопыренного большого пальца. И создавать оружие труда, между прочим. А вот если начнут у человека расти крылья, притом, в области лопаток, как ты предположил, то человек со временем потеряет функциональность рук. Ведь крылья-то заберут на себя мускулы и сухожилия, которыми пользовались руки. Человек, мне кажется, не в состоянии будет управлять и крыльями и руками, или, по крайней мере, выполнять точную и качественную ручную работу. Во время полета так точно. И чем больше он будет летать, руку будут висеть бесхозно – и, в конце концов, атрофируются за ненадобностью. Вот представь, что люди будут напоминать тех же динозавров – со своими дистрофичными, потешными лапками, будто созданными для чесания брюшка и больше ничего.
– О да, я хорошо представляю, что люди будут скоро напоминать динозавров.
– Перестань, – отмахнулся Финиковый. – Я думаю, чтобы человек не ощутил ущерба от атрофии рук, крылья должны расти на месте ушей.
– Прости, друг, но этой версией ты ставишь крест на собственных полетах.
– Да-да, ерничай. Именно ушей. Хрящи более эластичны, размеры при необходимости увеличиваются, как при эрекции. И человек, взмахивая ушами, спокойно летит себе за горизонт.
– Эрекция, – с раздражением сказал истопник. – Ностальгия какая. Ты хоть помнишь, что это такое?
Финиковый окончательно махнул рукой, отвернулся. Истопник задержал взгляд на его голове. Рана походила на обгоревшую кору с прожилками мяса. Ушной ошметок с наростами закопченных струпов.
Впрочем, бывало и похуже. Бывало гораздо хуже.
Позади них уселся дородный негр. От нанесенного и кое-как размазанного по телу защитного состава его кожа казалась лакированной.
Становилось невыносимо душно. Подобие кондиционера включалось лишь при заполнении салона и отправке транспорта. Работяги посматривали на входной шлюз, дожидаясь и подгоняя заходящих.
– Кажется, у нас сегодня Клио, – деловито заметил Финиковый. – Вон по той трещине узнаю.
Истопник блуждающим взглядом рассмотрел дугу лобового стекла. Ближе к центру цвела ветвистая трещина, с отростками в палец толщиной. Так выглядели последствия свалившегося со скалы камня.
– Будь булыжник тяжелее на килограмм двадцать – пробил бы стекло, и адский жар вперемешку с пеплом и гарью заполнил бы салон.
– И уши не унесли б, – злорадно вставил истопник.
– Ага, свистопляска началась бы страшная, – сказал Финиковый. – Кстати, Пивной вроде рассказывал, что это на его смене каменюка грохнулась. Говорил – ехали и дышать боялись.