– От тебя так просто не избавиться, – воскликнул Финиковый.
– Да. Как видишь, я заядлый чертяка, – едва успел договорить и громко поперхнулся кашлем.
– Все не угомонишься никак, – недовольно проворчал Финиковый. Устало упал на сиденье. Лицо изнуренное, осунувшееся. Будто измочаленное беззубыми деснами, но не проглоченное, а выплюнутое. И теперь оно пыталось совладать с пересохшими мышцами.
Струп над ухом был надорван респиратором. С-под оторванной корки виднелось сочное и сочащееся мясо, уже припавшее налетом. Ушная раковина напоминала затушенный окурок.
Окурок. От воспоминания зачесалось в груди.
– Курить хочу, – промолвил истопник.
– Не огорчайся, каждый твой вдох – это курение, – заметил Финиковый. – Что Фекалий сказал?
– Та что это барахло скажет толкового. Направил в Тартар, на обследование.
– Тартар? – посерьезнел Финиковый. – Здорово тебя прикрутило.
– Ничего, справлюсь.
– Да, справиться не помешает. Хотя бы до завтра дотяни, ладно? Каждый штык важен.
– Тише ты!
Щадя движения, истопник обернулся. Работяги занимали пустые места, неся душные тела и усталость, как знамя. Одни посылали жалкие улыбки, другие вымученно кивали. Кожа их покрылась волдырями ожогов, а подошвы одноразовой обуви прогорели насквозь.
Гнедой приветливо поднял заскорузлую ладонь и с вялым задором крикнул:
– Гвардия умирает, но не сдается.
Истопник подмигнул. Затем придвинулся ближе и зашептал:
– Помоги вспомнить, что это за цвет, – быстро разжал ладонь и показал лоскуток. Финиковый тут же дернулся отобрать.
– С ума сошел, – яростно зашипел. – Выбрось немедленно!
– Не ори, все под контролем, – успокаивающе сказал истопник. – Каждый день валят контрабанду тоннами, а ты тут взъелся за бздюльку.
– Ты вообще с головой не дружишь? – Финиковый склонился. – Последние дни никто ничего не валит. И ты сам прекрасно это знаешь. Не подставляй нас. Выбрось сейчас же!
Лицо Финикового смотрело в упор. Массивные, искаженные черты. Вкрапления пор, чешуйки отмершей кожи. В огрубелых бороздах застыли крупицы сажи.
– Цвет, – безапелляционно сказал истопник.
– Да какая разница, что это за цвет! Не дури!
Истопник ничего не ответил. В проходе показался Кирпичный. Обозначился тенью и взгромоздился в первом ряду. Дышал он тяжело, с присвистом. Уставился перед собой мутными глазами.
– Совсем плох, – заметил вслух истопник.
– Можно подумать, ты у нас супермен.
– Панику не разводи, – в голосе истопника нарастало раздражение. – Ничего не случится. Прошел сюда, пройду и в конуру.
– Где? Во рту?
– Не провоцируй.
У входного люка располагался детектор, который не пропускал работягу, если у него был лишний и чужеродный предмет. Хирон запрещал вывозить из Печи все то, что могло быть предано огню и превращено в защитную тучу.
Он вспомнил, как работяги ухитрялись все же перевозить запретный мусор из секторов в Парнас. В каждой группе был специально подготовленный человек, его называли «кокон». Этому человеку выбивали крайние коренные зубы на нижней челюсти, кроме одного. Предмет, который нужно перевезти, запаковывали в тару, обматывали ветошью и прятали в пакет. К пакету приделывали прочную нить. Конец нити петлей нанизывали на зуб. Пакет с предметом заглатывался. «Кокон» так и перевозил его – в горле, подвешенным на зуб. С трудом дыша, ничего не кушая и лишь молясь, что нить не оборвется.
В проходе показался новичок, прибитый и квелый. Он рухнул на свое место и одеревенело застыл.
Входной люк утвердительно хлопнул. Истопник рассмотрел сидящих. Пыльные лысины, темные и облезлые, как счесанная кожура.
– Мы не имеем права рисковать, – сказал Финиковый сдавленным голосом.
– Все под контролем, – жестко ответил истопник. – Оставь меня в покое.
Финиковый промолчал. Лицо его стало каменным.
– Эй, черепок, – вдруг обратился к новичку, сильно пнув его в плечо. – Отвоевался?
– Я сейчас сдохну, – промычал новичок.
– Молодец, боевое крещение прошел.
– У меня все тело ноет.
– Да-да, я слышу.
Финиковый продолжал паясничать, но истопник уже не слушал. Не слышал. Это было совершенно излишне.
Позади новичка, в тихом уединении, вразвалку, будто распоротый, сидел Кирпичный. Так выглядит спичка, когда шип пламени покидает ее, оставляя обугленный и скрученный остов.
И таких, как он, был весь транспорт. Подубитые, невменяемые от усталости кочегары. С онемевшими руками, гудящими ногами, полыми головами. Очередной цикл завершен, работа сделана, вот пришло время возвращаться в свои загоны. И лучшее, что могло с ними случиться – это выживание.