Помедлив, истопник кивнул в сторону блондинки.
– Одну? – разочарованно уставился доктор.
Еще раз кивнул, сглотнул. Крепко сжал пресс, подавляя кашель.
– Слабак, – отчеканил доктор. – С двумя гораздо круче. Ну да ладно, дело твое. Мы пойдем тогда.
Грубо придушив брюнетку, та едва успела поставить ноги на пол, увел ее к выходу.
– Давай, развлекайся. Только без шуточек, – мельком зыркнул на цербера. – Зайду позже, проверю, не забился ли ты от страха под диван.
Ничего не замечая вокруг, блондинка вдруг ахнула и запрокинул голову. Прижала пальцы к носу, улавливая хлынувшую кровь.
– Я так и знала, что переборщу, – прогундосила расстроенным голосом. Обернулась, облизнула окровавленную ладонь. – О, мы одни. Правильно, я красивая, а та страшила. Молодец.
Достала из напольного контейнера бутылку. Небрежно выплеснула содержимое в стакан, выпила. На столе остались мелкие лужицы. Истопник приблизился. Взял в руки бутылку. Стекло. Холодное стекло, запотевшее и твердое. Плохое топливо. Еще и жидкость внутри. Живительная, прохладная, прямо из контейнера. Холодильника, скорее всего. Он прижал к щеке бутылку. Ощутил неслыханное леденящее жжение.
Рывками шмыгая носом, блондинка добрела до дивана, взобралась, проползла на четвереньках на середину. Оставляя за собой следы из капель крови. Наконец улеглась, перевернулась на спину. Сняла шорты, майку. Все это побросала. Приподняв голову, выжидающе посмотрела на истопника.
– Чего вылупился, плешак? – дерзко выпалила. – Трахать меня вообще собираешься? Или тебя пеплом обсыпать для разогрева?
Истопника передернуло. Тихо прокашлявшись, он снял гидрокомбинезон. Блондинка внимательно наблюдала, стуча коленями.
– Ну и мачо. В мясорубке побывал? – спросила брезгливо.
– Это рубцы от ожогов.
– Не надо только на жалость давить, ладно?
Освободившись от гидрокомбинезона, выудив из уретры трубку, истопник тут же ощутил облегчение и вместе с тем каменную эрекцию.
В это время, вздохнув, блондинка равнодушно и покорно раздвинула ноги.
13
Распаренный, в изнеможении, истопник откинулся в сторону. Дыхание было тяжелым и прерывистым. Но кашлять не хотелось.
Блондинка тихо постанывала.
–Ты же печник, да? – спросила пересохшими губами.
– Он самый.
– Трахаешься, как животное. Лысый, засушенный. По всем описаниям печник. И как я сразу не догадалась.
Истопник потянулся за гидрокомбинезоном, что валялся на ковре. Выбрал отсек с водой, приложился к трубочке.
Блондинка, довольно и музыкально зевая, продолжала:
– Девочки рассказывают, что иногда их подкладывают под печников. Вот уж не думала, что и мне подфартит, – болезненно вздохнула. – Ох, теперь ноги неделю сходиться не будут. Ты меня прямо разорвал пополам.
– Сожалею.
– А вы все там без волос?
– Да, так проще.
– Это потому, что вы мудрые, – хихикнула блондинка. – И за мудрость вам бог лба прибавил.
– А от легких отбавил, – небрежно заметил истопник.
Утолив жажду, распластался на диване. Ощущать мягкость было невероятно приятно, тело будто теряло опору и контакт с реальностью – с твердой почвой горы, каменистым, устланным пылью, полом.
– Я вся мокрая, надо в душ сходить, – раздраженно сказала блондинка, приподнимаясь на локтях. Взглянула на истопника, приблизилась с подозрением, повела носом.
– А ты даже не вспотел, – удивилась. – Ты что, жалел меня?
– Было похоже?
– Было похоже, что ты собрался меня убить.
– Я просто не могу потеть.
– Бедняжка, – безразлично зевнула. – А чего так, болеешь?
– Нам в душевую воду добавляют вещества, блокирующие потовые железы.
Блондинка, казалось, не слушала. Вскочила с дивана и подошла к зеркалу, висевшему над столиком. Долго изучала себя – растягивала лицо, гримасничала, попробовала выдушить угорь на носу.
– Да уж, – заметила критично, – я на панду похожа, тушь совсем размазалась.
– Панду? – переспросил угрюмо истопник. – Ты хоть знаешь, о ком говоришь?
– Ага. Это медведь такой, по деревьям лазил. Весь белый, а глаза черные, – сказала. – В библиотеке огромный атлас, там панд всяких завались. Да и в музее вроде есть.
Сейчас, без одежды, стоя перед зеркалом – блондинка была маленькой, щуплой, анемичной девчушкой. Потерянной, кичливой, затраханной. Как и все ее поколение.
Он рассматривал ее тело. Матово-бледное, вытянутое, гладкое. В робком освещении оно имело какой-то невероятно грустный оттенок. Он попытался вспомнить, но ничего не выходило.
Ресницы живут сто пятьдесят дней. Сердце обновляется за двадцать лет. Цикл обновления роговицы глаза занимает неделю.