Я звонил, ставя на пол еду; лисята смело бросались к пище.
В это время для меня было уже ясно, что Рахитик значительно смелее Желтка. Он первым подошел к моим ногам.
С каждым днем обе лисички делались смелее, и мало-по-малу они привыкли, что получение пищи всегда сопровождается звонком.
Через три недели Рахитик, сильно проголодавшись, уже брал у меня осторожно мясо из рук. Желток, схватив из моих рук мясо, поцарапал мне пальцы в кровь.
А вечером оба спокойно ели из моих рук.
Через неделю Рахитик уже влезал ко мне на колени.
Рахитик оказался смелее Желтка, но все же я, терпеливо работая над лисятами, добился, что оба они бежали по звонку в клетку и ожидали, что за звонком последует лакомый кусочек.
Тогда я приступил к работе над следующим номером, — я стал учить лисят танцам.
Сначала мне нужно было добиться, чтобы они по моему желанию перевертывались.
Я дал Рахитику снять зубами с палочки сырое мясо, но второй кусок я позволил ему снять только после того, как он последовал за палочкой на некотором расстоянии и затем, двигая кусочком мяса, заставил лисенка повернуться за ним вокруг меня, производя палочкой движение по воздуху, над его головой.
И лисенок делал круговое движение за палочкой.
Рахитик вертелся вокруг себя, а я приговаривал:
— Вальсе!
Так мой лисенок Рахитик научился плавно и красиво танцовать вальс.
После Рахитика взялся за науку и Желток. С теми же приемами вкусопоощрения я выучил его «балансировать», т.-е. держать равновесие.
Я поднял над головою Желтка палочку с мясом на уровне с моими плечами, и Желток, становясь на задние лапы, прыгал к мясу. Когда Желток поднимался, поднималась и палочка; когда он опускался, опускался и лакомый кусочек. Как только Желток, не прыгая, становился на задние ноги, он получал награду. Таким образом Желток научился стоять на задних ногах балансируя, т.-е. удерживая равновесие хвостом.
Скоро Желток уже ходил на задних ногах за палочкой, а еще через несколько дней свободно бегал на задних ногах, как будто это было его естественное положение. В это время Рахитик уже прекрасно вальсировал.
В конце августа я купил двух лисят. Они были одного возраста с Рахитиком и Желтком, но отличались бледной окраской шерсти.
Лисята, выпущенные на террасу, забились, конечно, в угол. Чтобы немного приручить лисят, я носил их по очереди на руках по комнатам.
Когда я выпустил новых своих питомцев на террасу к Рахитику с Желтком, — произошла драка. Новые лисята уступали старым и прятались.
Но вот на террасе появилась моя немецкая овчарка, Марс. Желток оскалил зубы и отошел прочь; Рахитик прижал уши, пригнул голову и начал извиваться у ног собаки, а собака приветливо махала хвостом и сгибала горбом спину.
Рахитик делал попытку играть с Марсом.
Скоро я перевал лисиц в сад, в отгороженное сеткой место.
В саду лисы чувствовали себя очень хорошо и только при появлении посторонних отбегали от сетки и прятались за клетками.
Они рыли землю и, получая пищу, зарывали остатки. Это была старая привычка диких лисиц делать в норах запасы пищи.
Не прошло и недели, как я занялся новой дрессировкой моих лис.
Я поставил две тумбы, соединив их девятиаршинной доской. К одной из тумб была приставлена лесенка.
Все лисы с быстротою молнии бегают взад и вперед, обнюхивая землю и копая ямки, стараются найти ими же зарытое раньше мясо.
Белок, как я назвал одного из новых лисят, трусливо смотрел на меня издали, не решаясь подойти, а второй лисенок просто не обращал на меня внимания и бегал вдоль сетки, вглядываясь в даль сада сквозь решотку.
Не переставая бегать вдоль железной сетки, новый второй лисенок прыгнул вдруг неожиданно так высоко, что я испугался и бросился к нему. Он не обращал на меня внимания и еще быстрее бегал в загоне, кружась по площадке.
Я боялся, что он перепрыгнет через сетку и убежит, и схватил его на руки. Он не вырывался, но не спускал глаз с летящей вороны, а когда я его спустил на землю, стал снова носиться по загону, не обращая внимания на мясо, которое я ему совал в самый нос.
Это странное, непонятное поведение заставило меня назвать лисенка «Сумасшедшим».
Тут я убедился, что все мои четыре лисы имели совершенно разные повадки и манеры.
Рахитик казался более доверчивым, подходил ко мне своей эластичной медленной походкой, брал мясо с вилки осторожнее других. При прикосновении к спине, он поднимал зад и искривлял хвост, как это делают при поглаживании кошки.
Когда он тянулся мордой к моей руке с мясом, то делал вид, что оно ему не больно-то нужно, и даже отворачивал голову в сторону.
Но стоило мне неосторожно опустить руку с мясом ниже, как он моментально хватал кусок и отбегал с ним или пожирая его, или зарывая в землю про запас. Неуверенность плавной, точно крадущейся походки Рахитика я приписывал сначала искривлению его ног, но, видя, как он играет, переменил мнение.
Он подкрадывался к Желтку, как-то плавно приседая, точно на пружинах, и прыгал на него всеми четырьмя лапами. Он первый начинал игру и кончал ее почти всегда победителем.
В игре всегда виден будущий характер животного. Даже находясь один в загоне или в комнате и гоняясь за мухами, Рахитик подкрадывался к ним, выползая из своего укромного уголка, как змея, и бросался так ловко, что было очевидно, — рахитизм ему нисколько не мешает.
Как бы он ни был голоден, он держал себя очень сдержанно при кормлении; хотя лисы, как и барсуки, долго не отвыкают хватать с вилки мясо накалываясь, Рахитик с двух раз стал осторожно снимать мясо с вилки.
Иного нрава был Желток. Он держал себя как-то прямее, искреннее, в то же время самостоятельнее, и действия его казались как бы более продуманными. Если он чего-нибудь боялся, то вовсе не подходил, а если подходил, то просто, сразу, не останавливаясь на полпути. И манера ходить у Желтка была совсем иная. Он не приседал, а шел, держа ноги прямо, а короткий, пушистый хвост — горизонтально.
Хвостом он вилял очень редко, не то что Рахитик, голову держал высоко и уши редко прижимал к затылку, а, наоборот, держал их, что называется, начеку. Визжал Желток очень редко, злость и трусость выражал тявканьем и оскаливанием зубов. Очень редко Желток применял и приседание к земле, как Рахитик.
Не был похож на этих двух лис и мой новый питомец — Белок. Белок был очень вял и казался больным или ушибленным. На ходу он никогда не махал хвостом; движения его были медленные и легкие до воздушности, повороты головы ленивые; даже когда он был голоден, то вел себя так, что я иногда начинал считать его глухим.
И резким пятном между этими тремя лисами был Сумасшедший. Быстрота движений, какая-то гордость и алчность проглядывали в каждом его движении. Он никогда не пригибался грудью к земле, хвост держал трубой и не вилял им даже тогда, когда бывал сыт. Он подходил к другим лисам смело и будто не замечал окружающих, что резко бросалось в глаза…
Когда у него была цель, он летел к ней стремительно, уверенно, прямым путем, без раздумья.
Подмечая особенности характера того или другого животного, я их старался использовать при дрессировке. Я развивал какую-нибудь особенность моего воспитанника и из нее составлял интересный номер для цирка.
Так было и с лисами.
Лисы, кроме Сумасшедшего, посажены в свои клетки. Я сажаю Сумасшедшего на тумбу, где положено мясо. Покружившись вокруг себя на тумбе, Сумасшедший начинает высоко поднимать голову и смотреть на решотку, приноровливаясь к прыжку через нее.
Момент, и он прыгает на решотку и, не удержавшись, летит, на землю, потом вскакивает на ноги и принимается снова бегать взад, и вперед, вдоль сетки.
Вот Сумасшедший остановился возле тумбы, поднял голову к мясу, лежащему на тумбе, понюхал воздух, как-то сразу вскочил на ноги и принялся снова носиться взад и вперед вдоль сетки.