Вдруг он остановился около тумбы, поднял голову, понюхал воздух и сразу прыгнул на тумбу, едва коснувшись ногами лестницы.
Проглотив жадно мясо, Сумасшедший перебежал по доске на другую тумбу, где и получил с вилки кусок вареного мяса. Я перешел с мясом к первой тумбе, и Сумасшедший мигом был на ней.
Эти перебегания я повторил несколько раз, до полного насыщения Сумасшедшего.
На следующий день, как только выпустили из клетки Сумасшедшего, он бросился к тумбе и в одну минуту вскочил на нее по лесенке. Наука была усвоена очень быстро, и он радовал меня, перебегая по доске и ожидая на тумбах награды.
Сообразительность Сумасшедшего меня приводила в восторг: он быстро научился бежать в клетку по звонку.
Я не забывал и старых моих учениц и продолжал их учить. Скоро Рахитик у меня завальсировал под дудочку, на конце которой я прикрепил кусочек мяса. Я подносил к мордочке Рахитика дудочку с мясом и заставлял кружиться, играя на ней, а когда песенка кончалась, Рахитик получал мясо.
Вкусопоощрением я заставил Рахитика, вскакивать на табурет и там подниматься на задние ноги. Этим я подготавливал Рахитика к качелям.
Я устроил особые качели или, вернее, качающуюся площадку. Когда Рахитик вскочил на табуретку, я повадко-приманкой, т.-е. мясом, заставил его вскочить на качели. Когда он собирался соскочить с качелей, я удерживал его мясом. Рахитик мало-по-малу свыкался с неустойчивой почвой, получая кусок за куском, а в конце урока уже удерживал равновесие, балансируя хвостом, стараясь на площадке удержаться и скорее насытиться.
Занятия с Сумасшедшим шли своим чередом. Этот лис оказался до того талантливым и быстрым, так скоро усвоил приемы акробатики, что я его прозвал скоро Вихрем.
Действительно, он, как Вихрь или молния, носился с тумбы на тумбу, и я стал все более увеличивать между тумбами расстояние.
Тумбы уже стояли друг от друга на расстоянии двух аршин, а потом и трех.
За хитрость и подкрадывание я переименовал Рахитика в Патрикеевну.
У Желтка я заметил хорошо развитые задние ноги и, воспользовавшись этим, заставил его перевертываться вокруг себя на задних ногах.
С тумбы на тумбу я перекинул деревянную доску с прикрепленными к ней металлическими пьедесталами в виде железной ограды без верхушки. Вихрь, не задумываясь, пошел вдоль пьедесталов по доске на другую сторону, падая и вскакивая обратно на тумбу, вновь пытаясь пройти по доске, цепляясь за нее когтями и вновь падая.
Для выполнения задачи я положил между каждым пьедестальчиком по кусочку мяса. Вихрь стал проходить между ними, глотая кусок за куском, пока не достигал тумбы.
Бился я с ним два часа, но, в конце концов, поздравил себя с победой.
Вначале Вихрь очень спешил, часто срывался, стараясь пройти по одной стороне, упираясь боком в пьедестальчики. Но вот он понял, что не упадет, когда будет ходить между ними, и чем больше он наедался, тем становился покойнее, не так спешил и реже падал на пол.
Под конец урока он прошел безошибочно от тумбы к тумбе, извиваясь, как змея, между пьедестальниками.
С каждым опытом его движения становились все плавнее, увереннее, расчетливее.
Белка я учил прыгать в обруч.
Я помню, как в первый же урок лисица вышла спокойно из клетки, просто и осторожно сняла с вилки мясо и, не спеша, проглотила.
Я помню, что она себя вела так же в первый день моего с нею знакомства. Повадка ходить и брать из рук мясо у Белка была совсем особенная. Я долго думал, что она чем-то больна, наблюдая ее спокойные, вялые движения.
Она совершенно спокойно давала брать ее на руки и гладить по голове. Ощупывая бока и позвоночник Белка, я заметил, что лисица очень худа, и решил, что она заморена.
Повадко-приманкой я заставлял Белка ходить во всех нужных мне направлениях, и она это делала просто, мясо брала прямо из рук, ни разу не задев зубами пальцы.
Эта манера у Белка совсем не лисья, а какая-то оригинальная.
Мне хотелось и Белочка сделать акробаткой. Я взял обруч и, держа его в левой руке перед лисичкой, а в правой мясо, заставлял пролезать в обруч.
Белок покойно вошел в обруч, ни разу его не понюхав, как будто он был давно с ним знаком. Во второй раз он снова пролез через него, а в третий, когда я опустил обруч ниже, перепрыгнул легко, не спеша, и не спеша взял мясо.
Заставив Белка прыгнуть в обруч, я не дал ему сейчас же мяса, а предварительно повадко-приманкой приказал перевернуться вокруг себя.
В первый же раз Белок исполнил все, что я от него требовал, почти чисто, редко сбиваясь. Я приговаривал:
— Прыг — перевернись! Прыг — перевернись!
И он прыгал и перевертывался.
Я принес в загон кролика и пустил неожиданно к лисицам. С некоторым волнением ждал я, что произойдет. Ведь лисы — старые злейшие враги кроликов.
Патрикеевна подбежала к длинноухому гостю, понюхала воздух и отбежала прочь, подняв уши. За это она получила кусок мяса в виде вкусопоощрения.
Кролик спокойно стал рыть в углу ямку, а Патрикеевна неподалеку уплетала свою награду.
Кролик несознательно подбежал к Патрикеевне. Она быстро захватила мясо, отбежала прочь и спрятала свое сокровище в землю, как будто маленький гость, слишком близко к ней подошедший, мог отнять у нее лакомство.
Это первое знакомство, сошедшее так благополучно, меня очень порадовало.
Кролик был забияка; я его нарочно дрессировал моим способом, т.-е. трусообманом.
Трусообманом я называю такое движение, благодаря которому животное воображает себя сильным.
Для примера приведу трусообман зайца.
Чтобы превратить зайца из трусливого в храброго, я обманывал его немецким игрушечным барабаном.
Я давал зайцу есть вкусный салат и в то время, как он аппетитно уплетал его за обе щеки, приближал к нему барабан, делая вид, что барабан боится зайца, быстро отодвигая его. По закону «преследования удаляющегося», заяц признает барабан струсившим, а себя сильным; к салату присоединяется вкусная морковка, и когда барабан появляется в момент лакомства морковкой и начинает серьезно мешать, заяц, чувствуя себя сильным, не хочет делиться морковкой с барабаном и колотит его лапкой.
Об этом подробно я расскажу в особом рассказе.
Патрикеевна играет с бумажкой. Я спускаю вновь к ней кролика. Это уже второй опыт. Она делает вид, что ничего не замечает, а потом, пригнувшись грудью к земле и подняв зад и хвост кверху, прыгает к кролику.
Кролик доверчиво подбегает к лисе; на этот раз лиса дает тягу, шарахнувшись в сторону.
Положительно забавно, что сильная лисица точно боится слабого кролика.
Я бросаю мясо Патрикеевне; она, понюхав его, хватает и бежит от кролика за клетки.
Кролик, очевидно, принимает лисицу за виденных им моих дрессированных собак и спокойно роет, ямку за ямкой, сопровождая это своим обычным стуком задних лап о землю.
Патрикеевна зарыла своё сокровище — мясо от мнимого похитителя и теперь уже смело приближается к кролику.
Я настраже и не спускаю глаз с лисы, готовясь каждую минуту притти на помощь длинноухому смельчаку.
Патрикеевна пробегает очень близко от кролика, как будто бы не замечая его. Но вот кролик подбегает к клеткам, где Патрикеевна только что зарыла мясо. Лиса моментально поворачивается и, перепрыгнув через кролика, спешит к закопанному мясу, вырывает его, отряхивает от земли и торопливо ест, издавая отрывистые гортанные звуки.
Покончив с мясом и набегавшись по площадке загона, Патрикеевна опять начинает играть, при чем, видимо, намеренно пробегает мимо кролика, совсем близко, как бы приглашая его играть.
Кролик совсем не обращает внимания на лису и спокойно умывается лапками.
Звонок, и Патрикеевна должна быть в клетке…
На другой день, когда Патрикеевна, выполнив свой урок на качели и протанцовав вальс, была отпущена на свободу играть, к ней снова явился вчерашний длинноухий гость.