Но Финька не только шалила; на ней лежали известные обязанности. Во-первых, она была первой путешественницей из всей крысиной породы, совершившей замечательные полеты на аэроплане, описанные в моем рассказе «Воздушные путешественницы». Кроме авиации Финька еще изучила свойства жиров и сделалась моим домашним экспертом[7] при различении настоящего сливочного масла от поддельного.
Я не давал никогда Финьке мяса, и ей противен был его вкус, а масло она любила; поэтому, когда мне подавали где-нибудь масло, я давал его сначала попробовать Финьке, и если она от него отворачивалась, я знал, что это маргарин.[8]
У крыс очень тонкое обоняние, и каждая из них может быть экспертом в масляном производстве.
Финька не расставалась со мною никогда; она была со мною и за границей, на водах, где пила лечебную воду из маленькой кружечки.
В Орловском городском театре шел спектакль. Я показывал пароход, управляемый крысами.
Они бегали по палубе, изображая матросов, вытаскивали якоря, поправляли мачту, переносили багаж, пускали в ход машину, зажигали электрические фонари. И вдруг трап, соединяющий пристань с пароходом, упал; с ним попадали декоративные волны моря и грузчики-крысы. Упали они и разбежались под сценой.
Целую ночь служащие искали беглянок, а утром снялись с якоря и отправились со зверьми дальше, в следующий город, где намеревались дать представления. Мы уехали, не досчитавшись одной крысы.
Месяца через два я снова приехал в Орел, был в театре и сидел в ложе. На сцене выступал мальчик-скрипач.
Он играл хорошо, так хорошо, что публика слушала, затаив дыхание. Вдруг в тишине прозвучал чей-то голос:
— Мыши.
Этот голос подхватила толпа:
«Крысы! Крысы!»
Эти крики заставили скрипача прекратить игру.
Я взглянул на сцену. На ярко освещенном полу сидела на задних лапках крыса и умывала свою мордочку, умылась и застыла в спокойной позе, как будто заслушалась звуков музыки. А когда занавес упал и раздались шумные аплодисменты, крыса быстро убежала за кулисы и скрылась в щель под полом.
Что это была за крыса и откуда она взялась?
Только один я мог дать на это ответ. Конечно, это была моя исчезнувшая два месяца тому назад крыса «крысолова из Гамельна».
Расходясь, публика говорила:
— Вот когда приходится собственными глазами убедиться в том, что крысы безумно любят музыку.
— Ах, еще бы, маленький скрипач так божественно играл!
— Заметили ли вы, как трогательно сложила лапки крыса?
— У этих животных поразительная любовь к музыке. Из-за музыкальности я даже готова примириться с их отвратительной наружностью…
— Жаль, что нет здесь Дурова; он, наверное бы, устроил блестящий номер: «крыса-музыкантша».
Но Дуров знал другое. Он знал, что крыса прибежала на звук скрипки потому, что он ей напомнил звук дудочки, а с этим звуком для нее связывалось представление о лакомом кусочке, получаемом за труд; Дуров знал, что крысы вовсе не так музыкальны, как это думала публика.
В обществе распространено мнение, что укротители привлекают змей музыкой. Это совсем не верно. На самом деле укротители змей, или факиры, как их называют в афишах, кормят и тревожат змей под призывные звуки дудок, и каждый раз, как фокуснику нужно вызвать животное, он призывает его одним и тем же звуком дудки. На знакомый звук, ожидая пищи, змеи вылезают из ящика, а простодушная публика кричит:
— Вы заметили, как змея смотрит на факира? У нее зачарованный музыкой взгляд. О, это изумительно, — влияние музыки на животных! Об этом даже есть исследования ученых…
Конечно, об этом нет никаких исследований ученых, как и нет никакого очарования музыкой у змей.
Примером того, как на призывные звуки идут животные, служит рожок пастуха, собирающий каждое утро стадо со всех дворов. Конечно, коров и овец не зачаровывает музыка рожка, часто весьма неблагозвучная; просто, с звуками пастушьей свирели у животных связано представление о просторе зеленых лугов и о сочном корме.
У меня было прекрасное кольцо, с очень большим драгоценным брильянтом. И вдруг, во время одной из моих поездок в Петербург, это кольцо у меня исчезло.
Я жил тогда в меблированных комнатах. Со мною жили две собаки и моя любимица Финька.
Финька бегала уже на свободе по всей комнате, а когда хотела спать, сама уходила в свой домик-клетку со стеклянными стенами.
Раз, одеваясь утром, я открыл ящик ночного столика, где у меня лежало мое кольцо, и с изумлением увидел, что кольцо исчезло, хотя я наверное помнил, что положил его туда перед сном.