Проповедь В. Л. Дурова о слиянии всех наций была не по нутру черносотенцам. Дуров стоял за евреев, как за угнетенный народ, чем восстановил против себя врагов этой нации,[6] которые даже грозили его в Одессе убить, так что Дурову пришлось бежать за границу.
И за границей он оставался верен себе, смеялся над пороками сильных мира, высмеял даже германского императора, за что был выслан в двухмесячный срок из пределов Пруссии.
Возвратившись на родину, В. Л. Дуров продолжал свою деятельность, переезжая из города в город, из местечка в местечко; был он и в Сибири и в Закаспийском крае, был на Кавказе, в Крыму и всюду нес проповедь общей любви и примирения, показывая пример на своих зверьках: он соединял разных зверьков в одну дружную семью: были здесь волк с козлом, лисица с петухом, кошка с крысой и т. д.
Заботы о любимых четвероногих и пернатых товарищах и их частые потери повлияли на здоровье В. Л., и он получил грудную жабу; кочевая жизнь по плохо сколоченным балаганам в бурю и непогоду подорвала его силы. Пришлось подумать об отдыхе для себя и своих зверей, и В. Л. на сколоченные упорным трудом деньги купил себе небольшой особняк на Старой Божедомке, в Москве.
Здесь в своем «Уголке» дедушка Дуров устроил маленький театр, где выступают артисты-животные, зверинец и первую в мире лабораторию для наблюдения за поведением животных и опытов с ними, под покровительством Московского Совета и тов. Луначарского.
В Дуровском уголке В. Л. ведет работы, совместно с известными профессорами; здесь происходят наблюдения и опыты, благодаря которым им сделаны многие открытия.
В «Уголок» из-за границы приезжают иностранные ученые.
Уголок В. Л. Дурова — маленький музей. Здесь среди чучел животных можно проследить колоссальную работу В. Л. Дурова.
Он — самоучка, даровитый во всех областях. Он и ученый, и музыкант, и изобретатель музыкальных инструментов, и художник-живописец, и скульптор, статуи которого (вымершие животные) украшают вход в «Уголок», и дрессировщик животных.
Мечта дедушки Дурова — приобрести молодых учеников, которые продолжали бы его работу.
Предисловие автора
Много лет под-ряд я, артист, скитался по свету со своими дрессированными животными. Я переезжал из города в город, из губернии в губернию, останавливался на промежуточных станциях, в железнодорожных плохо сколоченных театрах, в сараях, в ярмарочных балаганах и под дождем, ветром, снегом давал я представления со своими зверьками.
Делил я с ними и их кочевую жизнь и нередко в первые годы странствований засыпал, обнявшись с ними в конюшнях, а в больших городах, позднее, когда приходилось останавливаться в номерах гостиниц, на постели, под постелью, на стенах, на шкафах и комодах, в ящиках этих комодов, — всюду ютились мои пернатые и четвероногие друзья.
Обезьяны прыгали и лазали здесь по драпировкам, шкафам и карнизам; на стенах, в клетках, сидели разные птицы; рано утром, чуть свет, они будили меня своими громкими птичьими голосами. Петух мне кричал свое бодрое «кукареку», попугай — «вставай, пора», ворон отзывался гортанным голосом «кто там», когда коридорный стучался в дверь, принося самовар. Под одеялом, свернувшись калачиком, лежал мой неразлучный друг-собака; лизнув мою ногу, она вылезала наружу. А поверх одеяла резвилось несколько десятков крыс, подлезая под подушку и простыню. Я вставал, одевался и, когда выходил из дому, направляясь по делам, меня везли по улицам мои цирковые товарищи: ослик, свинья, верблюд, а то и сам великан-слон.
Моя жизнь вся целиком прошла бок-о-бок с животными. Горе и радость делил я с ними пополам, и привязанность зверей вознаграждала меня за все человеческие несправедливости.
И служили мои звери не только своему животу и моему карману, но и высшим задачам просвещения. И часто, сравнивая людей и животных, я находил больше правды у последних.
Я видел, как богачи высасывают все соки из бедняков; как богатые, сильные люди держат своих более слабых и темных братьев в рабстве и мешают им сознать свои права и силу. И тогда я, при помощи моих зверьков, в балаганах, цирках и театрах говорил о великой человеческой несправедливости.
Я никогда не поступал с моими животными так, как сильные люди поступают со слабыми, и они это ценили, и им жилось у меня гораздо лучше, чем многим миллионам замученных, задавленных людей.
Зато и зверьки меня любили, понимали и нередко выручали.
Приезжаю я на какую-нибудь фабрику, станцию или в какой-нибудь город играть. Тотчас же навожу справки, кто из местных властей обижает население, разузнаю особенности его характера и поведения и уже к вечеру выучиваю одного из моих зверьков изображать этого «начальника», высмеивая его перед публикой, а смех бывает часто сильнее кнута.