Я спал дома, измученный хлопотами о своем «Уголке», когда ко мне прибежал мой помощник и мрачно сказал:
— Слон лег.
Я, как ужаленный, вскочил, наскоро оделся и бросился в Зоологический сад. Вбежав в слоновник, я остановился около лежащего Бэби, с маленькой надеждой, что еще не все потеряно.
Он серой неподвижной массой выделяйся на холодном жестком полу. Я крикнул:
— Бэби, Бэбичка. Хо-ох!
Я звал его, я умолял его встать.
Бэби поднял сначала хобот, зашевелил одним ухом, напряг все силы, перевернулся на спину, подняв свои передние и задние ноги, опустился, еще раз напряг силы и снова опустился, тяжело вздохнул и больше уже не пытался встать.
Я с рыданием бросился на его могучее неподвижное тело, обнимал его голову, целовал хобот, вскакивал и умоляюще кричал снова:
— Бэби, Бэбичка. Хо-ох. Хо-ох…
Я не помню, что я еще говорил, умолял его как человека собраться с силами и встать. Но Бэби не двигался…
Тогда я лег на него. Бэби протянул хобот, обвил им мою шею, и крупные слезы покатились из его глаз. Мы прощались навсегда.
Долго меня не могли оторвать от слона, а слон не отпускал моей шеи.
Но вот хобот его скользнул, как мертвая змея, и упал без движения на холодный пол. Бэби закрыл глаза…
Через два дня его не стало. Погиб лучший мой честный, преданный товарищ, погиб мой Бэби, — дитя, которое я воспитал и в которое вложил часть своей души.
Колючий народец
Ну, и наделал же мне хлопот мой колючий народец…
Подготовлялось это несколько дней. Я жил тогда в гостинице в Орле.
Утро. Протираю глаза и слышу крик коридорного:
— Послушайте, я не виноват, а уж вы, пожалуйста…
— Что такое?
— Да хозяин ругается.
— За что ругается? В чем дело?
Коридорный чешет затылок.
— Да все насчет ежей. Потому никак невозможно, и гости обижаются. Вот и сейчас, не угодно ли послушать?
Я прислушиваюсь. И слышу визгливые женские голоса:
— Это невозможно… Свинушник здесь, а не гостиница. Фу, мерзость какая!
И стук в дверь, нетерпеливый и сердитый… На пороге вырастает хозяин гостиницы. Он вырастает так каждое утро. Он входит всегда мрачный, раздраженный и угрюмо говорит:
— Пожалуйста, очистите номер. Все гости обижаются насчет ежей. Говорят, нельзя терпеть. Да и номер после вас никто не возьмет…
— Но ведь я сделал все, что вытребовали. Вычистил номер и даже купил на свой счет линолеум взамен того, который испортили ежи.
Хозяин безнадежно машет рукой.
— И этот загадят. Уж такая тварь.
И он решительно заявляет:
— Как хотите, а съезжайте. Держать я вас больше не могу.
Это его решительный приговор, и я должен подчиниться.
Я должен переехать со своими зверями в другую гостиницу, откуда меня также будут гнать. Я одеваюсь и иду искать себе новое пристанище. В коридоре натыкаюсь на соседок, которые бегут от двери на минуту открывшейся комнаты, зажимая носы:
— Фу, какая мерзость, дышать нечем. Меня тошнит от этих проклятых колючек…
А там за дверью раздается хрюканье с характерной трелью ничего не подозревавших виновников этого переполоха.
Я нашел номер в другой гостинице и продолжал дрессировать мои живые колючки. По правде сказать, я не чувствовал никакого запаха от ежей. Вероятно человек, дышащий все время с животными одним воздухом, настолько свыкается с запахом, что совершенно его не чувствует. Так было и со мной, я сжился с ежами, я изучал их каждое движение во всякое время дня и ночи; я так был увлечен своей работой, что не замечал ни брани коридорного, ни воркотни горничных, ни просьб хозяина гостиницы. И долго мне удавалось сохранить за собой номер, благодаря щедрым подачкам корыстолюбивому хозяину, которых я не жалел, лишь бы не трогали моих зверьков. А для меня еж был любопытный зверек. Работая с ежами, я уже мечтал, как покажу их публике. Ежи в цирке — большая новинка. До меня никому в голову не приходило их дрессировать. Я терпеливо бился над тем, чтобы завести дружбу с этими живыми колючками.
Первым ежом, которого я дрессировал, была самочка-Катушка, вторым — самец-Рукавица. Целыми часами сидел я над выпущенным на стол Катушкой и ждал, когда его колючий клубочек развернется, высунет свой тупой носик и зашагает частыми шажками кругом по столу. После долгих стараний, после терпеливого ожидания Катушка «размоталась» и выразила желание подкрепиться. В моей левой руке тут как тут оказался комочек сырого мяса — лучший для него гостинец. Да еще какой, — разрезанный длинными червячками так, чтобы зверьку удобнее было его есть. Он болтался на моей руке у самого его рыльца.