— Уверен, что на свете найдется немало мужчин сильнее меня, — пожал я плечами.
— Физическая сила — лишь малая часть того, что я имела в виду, хотя и она играет большую роль. — Арлин помолчала, потом лукаво улыбнулась и спросила: — А вот скажи, господин, тебе со мной интересно?
— Да, — ответил я.
— Разве может быть интересно с рабыней? — удивилась она.
— Дурацкий вопрос, — поморщился я. — Все мужчины мечтают иметь рабынь. Это заложено в их природе. Поэтому рабыни интересны им сами по себе. Кроме того, рабство делает их еще привлекательнее.
— Разве свободные женщины не так интересны?
— Все интересны, — сказал я. — Но, раз уж мы заговорили об интересе, давай подойдем к этому вопросу объективно. Все хорошее, что было в тебе раньше, когда ты являлась свободной женщиной, осталось при тебе. Но сейчас ты стала еще интереснее, потому что на шее у тебя висит ошейник. Рабство генетически показано женщине, ибо только оно несет ей подлинное освобождение. Нельзя быть свободным, идя наперекор собственной природе. Отсюда и проистекает глубокая и непреходящая ненависть свободных женщин к рабыням. Они понимают, что вы уже обрели свою женственность и счастье, между тем как для них все так и осталось на уровне бесплодных разглагольствований. Свободные женщины вас ненавидят, а в глубине души, хотя это и трудно объяснить, отчаянно вам завидуют. Бойся свободной женщины, — заключил я.
— Хорошо, — пролепетала рабыня. — Я буду очень их бояться.
— Свободные женщины проявляют по отношению к рабыням невиданную жестокость.
— Мне действительно страшно, господин, — содрогнулась Арлин.
— Кстати, — сказал я, — возвращаясь к нашей теме, тебе самой стало интереснее жить после того, как ты стала рабыней?
— В тысячу раз, господин! — радостно воскликнула девушка. — Теперь, когда я смотрю на мужчин, я представляю, как они могут ко мне прикоснуться. Мне никогда не пришло бы в голову даже подумать об этом. Я очень остро ощущаю свою беспомощность и беззащитность перед мужчинами.
— А в сексуальном отношении? — спросил я. — Стали ли мужчины тебе интереснее?
— Конечно! В тысячу раз! — Глаза Арлин возбужденно заблестели. — Теперь я знаю, что могу доставить им наслаждение. И очень этого хочу. Будучи свободной, я не могла позволить себе упасть перед мужчиной на колени и попросить его о ласке. Теперь я делаю это с радостью. Рабство высвободило мою сексуальность. — Она посмотрела на меня с неожиданным укором. — Это твоих рук дело! Что мне теперь остается? Я тебя ненавижу! — Арлин вцепилась мне в руку. — Поласкай меня! Я тебя умоляю!
Я с любопытством взглянул на распростертую подо мной женщину.
— Ты сделал из меня рабыню! — выкрикнула она. — Ты сделал из меня рабыню!
— Конечно, — спокойно сказал я.
— Поласкай меня, — прошептала Арлин.
— Ты об этом просишь?
— Да, господин. Арлин, твоя рабыня, умоляет о ласке. Ну, пожалуйста, господин! — захныкала девушка.
— По-моему, тебе пора кормить меня мясом, — сказал я.
— Нет, только не это! — застонала Арлин.
— Ладно, мясо подождет, — сжалился я.
— Спасибо тебе, господин! — радостно воскликнула девушка.
Глава 22. МЫ С ИМНАКОМ ОХОТИМСЯ НА СЛИНА. МЫ ЗАДУМЫВАЕМСЯ НАД ПРИРОДОЙ МИРА
— Вон там, — сказал Имнак, показывая на воду.
— Да, — кивнул я и осторожно положил весло на борт кайака. Затем я поспешно стянул рукавицу и пропустил кожаный трос через ушко наконечника гарпуна. Справа от меня на деревянном корпусе лодки лежало тяжелое копье.
— Вон там, — прошептал Имнак со своего кайака. Тот, в котором сидел я, принадлежал Акко.
Из воды показалась блестящая гладкая морда слина. Это был средних размеров взрослый морской слин, футов восемь в длину и фунтов триста-четыреста весом. К тому времени я уже упустил подряд четырех слинов и был крайне недоволен своими успехами.
Я немного размотал гарпунный трос и уложил его на ладонь левой руки. При этом я всеми силами старался удерживать нос лодки направленным прямо на зверя. Когда нет возможности пользоваться веслом, охотники двигают ногами и всем телом и таким образом выравнивают кайак.
Голова слина скрылась под водой. Я положил гарпун и тросик на дно лодки и снова натянул правую рукавицу, которую держал в зубах. Это специальные рукавицы для весел, у них всего два пальца. Когда рукавицы изнашиваются с одной стороны, их меняют местами.
— Ты очень долго возишься, Тэрл, который охотится со мной, — сказал Имнак.
— Прошлый раз, — возразил я, — я излишне спешил.
— Правильно, — кивнул Имнак. — Прошлый раз ты излишне спешил.
— Кайак крутился, — проворчал я.
— Ты должен был удерживать его на месте, — заметил охотник.
— Спасибо тебе, Имнак, — сказал я. — Сам бы я ни за что не догадался.
— Для этого и нужны друзья, — рассудительно произнес краснокожий.
— Имнак! — крикнул я.
Неожиданно его кайак перевернулся днищем вверх, но спустя мгновение снова выровнялся. Вода стекала с бортов лодки и плотной куртки охотника.
— Под водой совсем плохо видно, — рассмеялся он.
— Ты сделал это специально! — воскликнул я.
— Бывает, что кому-то хочется похвастаться, — весело произнес Имнак.
Настроение у краснокожего было хорошее. Он добыл двух слинов, которые плавали теперь в воде у самого берега. При помощи специальных трубочек охотник задул им под шкуру воздух, после чего заткнул раны деревянными колышками. Благодаря подобной хитрости звери плавали на поверхности. Потом, когда придет время возвращаться в стойбище, он потащит их на буксире за своей лодкой.
— Из положения сидя метать гарпун очень неудобно, — проворчал я. — И к тросикам этим я никак не привыкну…
— Слинам сегодня повезло, — откликнулся краснокожий. — Будь на твоем месте кто-нибудь другой, им бы пришлось хуже.
— При такой поддержке я скоро стану великим охотником, — огрызнулся я.
— Может, ты не любишь морских слинов и они это чувствуют? — предположил Имнак.
— Скорее всего, дело именно в этом, — согласился я.
— А ты с ними поговори, — посоветовал Имнак. — Помани их. Они любят, когда их заманивают.
— И с радостью лезут под гарпун любящего их человека, — насмешливо закончил я.
— Разве ты хочешь, чтобы тебя загарпунил тот, кто тебя ненавидит?
— Не хочу, — сказал я, — равно как и чтобы меня загарпунил любящий человек.
— Потому, что ты — не слин.
— Что верно, то верно, — согласился я.
— Теперь подумай, что все-таки лучше, чтобы тебя загарпунил друг или враг?
— Ну если выбора действительно нет, то пусть лучше это сделает друг.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнул Имнак.
— Но я вообще не хочу, чтобы меня кто-нибудь загарпунил! — раздраженно произнес я.
— Потому, что ты — не слин, — невозмутимо напомнил охотник. — Ты же не слин?
— Не слин, — проворчал я.
Временами спорить с краснокожим становилось невыносимо.
— Будь с ними повнимательнее, — сказал Имнак. — Не хмурься. Не замыкайся в себе. Прояви дружелюбие!
— Эй, слин! — крикнул я. — Привет!
— Вот уже лучше! — обрадовался охотник.
— Ладно, покажи, как ты это делаешь, — вздохнул я.
— Слушай, — произнес Имнак и заговорил, наклоняясь к ледяной воде. — Тал, мои любимые братья, опасные, сильные и красивые! Как вы быстро плаваете! А как вкусен суп с вашим мясом! Я — Имнак, бедный охотник. Мне так хочется кого-нибудь загарпунить. Кстати, гарпун я захватил с собой. Гарпун тоже хочет на вас посмотреть. Я посчитаю за честь, если вы позволите себя загарпунить. И буду вам очень благодарен.
— Большей глупости я никогда не слышал, — проворчал я себе под нос.
— Сколько слинов ты сегодня загарпунил? — спросил Имнак.
— Сегодня — ни одного, — ответил я.
— А я — двух, — напомнил он.
— Очень хорошо, — сказал я. Мне вдруг показалось, что я уже целую вечность сижу в кайаке. Такое нередко случается, когда на море качка и блестящие под солнцем волны раскачивают лодку. Человек теряет ощущение времени и пространства, ему кажется, что он безвозвратно потерялся в зыбкой бесконечности. Надо закричать, ударить по воде веслом, иначе можно сойти с ума, разбить кайак вдребезги и погибнуть.