Дверь открылась, и Шустрик тявкнул на Дидусенко, а потом замолчал и даже чуть-чуть помахал хвостиком.
Умные собаки всегда ведь чувствуют хорошего человека и тянутся к нему:
- Твой? - спросил Славу Дидусенко, нагнувшись и поглаживая пса. - Хорош… Сейчас мы с тобой побеседуем. Дай войти, друг.
- Мой, - сказал Слава. - Знаете, он настоящий друг. Он так встретил меня, так встретил… Шустренька, ну иди. Вот так. Видите, сразу признал. Он, знаете, не дает нам с Глебкой даже в шутку драться - такой лай поднимает, просто жуть. И вообще Шустрик такой, такой…
- Понимаю, - сказал Егор Исаевич, - такая собака хозяина в обиду не даст.
- Не даст, - как эхо, повторил Слава. Он еще хотел рассказать Егору Исаевичу, как Шустрик охраняет его от хулиганистых мальчишек. Когда Слава выходит в переулок с Шустриком, ни один из этих огольцов близко не подойдет: боятся. Но Слава не стал рассказывать о Шустрике, посчитав, что это будет хвастовством, и, кроме того, Дидусенко - гость, и нечего ему навязывать рассказы о своей собаке.
Пес стоял между Егором Исаевичем и Славой, хвост Шустрика вертелся с быстротой наивысшей радости. Но этого было мало. Пес, приседая, взвизгивал и всем своим поведением, казалось, говорил: «Я счастлив. Я очень счастлив».
А Слава при этом вспомнил берлинскую улицу, большого медведя и других диких животных, которые любили и слушались Дидусенко.
В воображении Славы возник гигантский слон, а тут был маленький Шустрик.
И странным показалось, что все - и большие, и маленькие - любят и слушаются этого бородача. А Егор Исаевич как бы ответил Славе на его невысказанный вопрос.
- Да, - сказал Дидусенко. - Этот песик - верный друг навсегда. Что маленький, что большой - все одно.
Он уже понял, Егор Исаевич, что Славе, кроме Шустрика, не надо никакого животного - ни дикого, ни домашнего. Верная любовь - всегда одна.