Когда Слава слушал об этом, ему подумалось: сколько есть ещё таких неизвестных героев! Если бы пойти по их следам, шаг за шагом разузнавать их историю — и делать это хотя бы нам, школьникам…
Когда Яков Павлович кончал свой рассказ в купе становилось слышно, как колёса стучат о стыки рельсов.
Все вокруг молчали. Это молчание несколько раз прерывала Ася Сергеевна. Она говорила:
— Яков Павлович, просим вас рассказать ещё…
Или что-нибудь в этом роде, тоже такое просительное.
В тот последний час перед приездом в Берлин Яков Павлович рассказал, как в последние часы перед взятием Берлина наши получили ключи от рейхстага.
Когда наши солдаты ворвались в большой зал рейхстага, они увидели два коридора со множеством запертых дверей.
Рейхстаг обороняли отобранные Гитлером эсэсовцы, а проще говоря, бандиты из бандитов. Кое-кто из них поднимал руки вверх, другие тут же стрелялись. А были и такие, что, спрятавшись, стреляли из-за угла. Наши прорывались вперёд по коридорам и вышибали тяжёлые, массивные двери. Это было не так-то просто. Двери не поддавались. При этом можно было не заметить, как озверелый гитлеровец швырнёт в спины бойцам гранату или полоснёт автоматной очередью. И потом — за каждой дверью могла быть засада.
Да, тут нужен был, как говорится, глаз да глаз.
И вот, в то самое время, когда наши вышибали первые двери, немецкие офицеры внесли в зал тяжелораненого эсэсовского полковника. Чуть приподнявшись, он по всей форме отдал честь нашему командиру и передал ему тяжёлый позолоченный футляр. Внутри на бархате блестели два ряда ключей.
Этот полковник, видимо, понимал, что он умирает, игра проиграна и нечего дальше сопротивляться.
Наш командир спросил полковника:
«А в комнатах засада есть?»
«Есть», — сказал полковник.
Всё-таки с ключами дело пошло лучше. Теперь наши отпирали массивные двери, швыряли гранаты, прочёсывали очередью из автомата и входили из комнаты в комнату.
В горячке боя никто не запомнил, куда потом делись эти ключи. Кое-кто из солдат видел потом самый большой ключ от входа в рейхстаг у сына полка, двенадцатилетнего Миши. Мальчик носился по залам рейхстага, и, когда его спрашивали, откуда этот большой ключ, он смеялся и говорил:
«Это я у Гитлера отобрал».
Так и пропали эти ключи. Только один ключ № 54 через семнадцать лет попал в музей…
Все молчали, захваченные рассказом Якова Павловича. И все, должно быть, думали об этом единственном ключе, который сохранился.
— А остальные? — спросила Ася Сергеевна.
Федотов развёл руками:
— Лежат, должно быть, у кого-то как память. Хорошо бы их разыскать и сдать в музей. Но розыски — дело долгое, и не всегда бывает удача.
Он так сказал, а Слава подумал о своём Мишке. Найдёт ли он его? Будет ли у него удача?
Красный флаг
Из рассказа Якова Павловича Славе ещё запомнилось, что одним из первых флагов, которые водрузили на рейхстаге, была просто красная наволочка от подушки, что в День Победы в Берлине цвела сирень; что наши парламентёры шли по тёмному тоннелю метро, освещая белый флаг карманным фонариком. Вместе с этими парламентёрами шёл переводчик, который всё время повторял по-немецки и по-русски:
«Русским и немецким солдатам не стрелять — идут парламентёры».
И всё-таки в одном месте немцы дали очередь из автомата, но, к счастью, наши успели пригнуться и остались невредимы. А потом, сдаваясь, немецкие солдаты спрашивали: «Нас не расстреляют?» Многих из немцев, обезоружив, просто отпустили по домам. А у наших походных кухонь уже толпились немецкие ребятишки, и наши бойцы, не жалея, накладывали им в консервные банки, в миски и в котелки жирную солдатскую кашу…
Поезд с туристами подходил к городу высоких домов и больших заводских корпусов.
— Пора выходить, — сказал Яков Павлович.
Когда туристы сходили на перрон, Слава взялся за руку Якова Павловича. Ему ещё чудились залпы пушек и взрывы гранат, бои на улицах Берлина. Да, он крепко прижимался к рукаву Федотова.