В журнале все эти вопросы были напечатаны на одной странице и после каждого вопроса тянулись две строчки точечек. А внизу было напечатано мелкими такими буквами, что, кто правильно ответит на все вопросы, тот сможет участвовать в лотерее; выпадет счастливый номер — получай поездку в ГДР.
Сказать по правде, Слава не очень-то надеялся выиграть эту поездку. Но ему хотелось хотя бы помечтать об этом. Разве вы не любите мечтать о чём-нибудь, даже о недоступном?
Ведь вот, скажем, купив за 30 копеек билет лотереи, можно же надеяться выиграть «Москвич».
И вот уже эта машина стоит за вашим окном. Получайте ключи от дверцы и от зажигания, садитесь и поезжайте.
Славина мама такие мечты называла нереальными. Она вообще любила это слово: не-ре-аль-но.
«Ты, Слава, сделал уроки?» — «Я, мама, и так всё знаю. Если вызовут, отвечу». — «Нет, это нереально». Или: «Я, мамочка, раньше поиграю в футбол, а потом пойду в булочную». И опять: «Нереально — булочную закроют».
Так же мама спорила со Славой, когда он привел с улицы собачонку: «Это нереально, чтобы у нас в доме была собака. Кто будет за ней ухаживать?»
Но тогда Слава маму уговорил, и Шустрик у них чудесно прижился. Подумаешь, много работы — ухаживать за собакой. Одно только — гулять с ней. У Славы с мамой бывали даже споры: по вечерам, перед сном, мама хотела гулять с собакой и Слава хотел. Вот и получалось, что гуляли втроём.
Всё вполне реально. Иногда, правда, когда никого не бывало дома, Шустрик любил отдыхать на Славиной подушке. Застукать его на месте преступления никогда не удавалось, но выдавала вмятина на подушке. А так с ним всё получалось вполне реально.
Впервые Слава увидел Шустрика в солнечный весенний день. Пёсик резвился, попав на улицу, где ему казалось, что всё создано для того, чтобы он мог играть. Вот только не пугались люди его лая, подшучивали над ним или говорили ему всякие ласковые слова. Ну и что ж, пёсик не обижался на шутки, вилял хвостом. Всё доставляло ему радость. Он даже не очень понял, что произошло, когда хозяин вдруг натянул поводок.
Хозяин Шустрика, который был примерно одних лет со Славой, спросил:
— Очкарик, хочешь собаку?
Слава пропустил мимо ушей «очкарика» и спросил:
— А ты продаёшь?
— Нет.
— А почему говоришь «хочешь»?
— Я её за так отдаю.
— За так?
— Ага.
— Совсем отдаёшь?
— Совсем отдаю. Бери!
— А она не заразная?
— Скажешь тоже. Он знаешь какой, знаешь…
— Знаю. Ну не надо. Давай. Эй ты, ну не надо. Слышишь? Я её не обижу…
Верёвка перешла из рук в руки. Собака почуяла новый запах, тявкнула, потом залаяла, но когда новый хозяин нагнулся к ней и погладил, радостно завизжала. Характер у неё был, вероятно, хороший: приласкали, и ладно.
— Пошли! — сказал Слава.
«Тяв!» — ответил пёсик, что, должно быть, и значило — «Пошли!»
Но пошли они не сразу. Собака хотя и была молодой, но знала уже, что значит собачья привязанность. Она упёрлась, натянула поводок и завыла. Ведь сначала, должно быть, решила, что с ней играют, а тут поняла: отдают.
Нет, слушать этот собачий плач было выше сил. Оставив Славе поводок, мальчик убежал, а Слава нагнулся и гладил, ласкал пёсика.
— Глупенький. Тебе же хорошо будет. Ну не упрямься.
Они вошли в дом, Славик накормил пса из блюдца и вышел с ним во двор. Здесь Слава отвязал верёвку, отшвырнул её далеко и сказал:
— А ну побегай!
Почувствовав свободу, пёсик вдруг словно обалдел от радости. Он стал бегать по двору, прыгать, кружиться, визжать. Слава гонялся за ним, но куда ему: пёсик бегал и увёртывался очень быстро. И тогда Слава крикнул:
— Ну хватит! Ах ты Шустрик!.. К ноге.
Что означают эти слова, пёс не понял, но кличку свою запомнил сразу. И с тех пор он перестал быть безымянным псом и стал Шустриком.
Ничего не скажешь, Шустрику повезло — он попал в хорошие руки. Только беда: Слава в прошлом так любил медвежонка Мишку, что ни на собак, ни на кошек не желал смотреть. И казалось Славе, что никогда, проживи он хоть сто лет, не изменит своей любви к Мишке, никогда не заведёт никакого живого существа — ни собаки, ни кошки, ни кролика, ни ежа.
И вот случилось же такое: встретился на пути Славы этот Шустрик.
Славе не так-то просто оказалось получить на него разрешение у мамы.
— Нет, нет и нет, — твердила Славина мама и при этом вспомнила Мишку. — Хватит. Вспомни медвежонка. Помнишь, сколько с ним было забот и огорчений, всё помнишь. О собаке не смей и мечтать.