Теперь он стал наблюдать за длительностью, с которой менялись циклы активности. Наблюдение показало, что и они были неодинаковы. Ему нужно было только определить ту закономерность, с которой они менялись, и тогда могла появиться надежда на благополучный исход.
— Так, — начал вспоминать Стефан, и перед его внутренним взором, подчиняясь воле, раскрывшей створки памяти, поплыли кадры из увиденного в юношеские годы научно-популярного фильма, в котором показывали различные секты, культивирующие поклонение огню, а также связанные с этим ритуалы.
Особенно запомнился Стефану один эпизод, в котором целая толпа танцевала на раскаленных углях. Там были мужчины, женщины и дети, и все они были босы.
Причем не было видно не только какого-либо ожога на их голых ступнях, но и, судя по выражению их лиц, они испытывали невыразимое удовольствие от происходящего.
Стефан вспоминал, как он пытался внимательно всматриваться в глаза участников этого зрелища, так как сидевший рядом с ним сокурсник говорил, что в тот момент, когда они ступают голыми ногами в жаровню, они становятся абсолютно безумными. Дескать, поэтому они и не чувствовали обжигающего огня.
Но не чувствовать и не обжигаться — это не одно и то же. Еще тогда Стефан решил, что дело не в безумстве, а в чем-то другом, чего он понять тогда так и не сумел.
Да и в глазах, как он ни всматривался, не было заметно и тени безумства, — может быть, только некая доля отрешенности. Глаза сектантов были полузакрыты и смотрели куда-то вдаль. Возникало впечатление, что их сознания находятся в другом месте.
— А может быть, времени? — тут же подумал Стефан. — Точно! — Ясность осознания захлестнула его. — Они меняли при помощи концентрации внимания свое личное время!
Создавался парадокс, в котором для окружающих действительно проходили целые минуты, но для участников этого ритуала это было всего лишь мгновением, а за мгновение обжечься невозможно.
Услужливая память тут же подсказала услышанный им от отца пример. Когда-то тот рассказывал о том, что на некоторых литейных заводах царской России были такие мастера, которые определяли готовность кипящего металла не только по цвету, но и тем, что, зачерпнув ковшом раскаленный чугун, они на мгновение погружали голую ладонь своей руки пальцами вниз и тут же обратно выдергивали. Слегка встряхнув ее, они затем "слушали" то, что она им "говорила".
— Теперь, конечно, таких мастеров нет, — Стефан отчетливо слышал слова отца, — но ведь были же!
Вот эта-то последняя фраза, можно сказать, и делала для него весь рассказ реальностью.
Вспоминая все эти случаи, Стефан понял, что судьбой ему дарован редкий шанс сделать то же самое, но только осознанно. Теперь ему нужно было собрать воедино все необходимые условия, при которых возможен был счастливый исход этого рискованного эксперимента.
Итак, вначале нужно ускорить свое, личное психовремя до максимально возможных параметров. При этом необходимо создать вокруг себя некий энергетический щит, который мог бы стать еще одним уровнем защиты.
Путник уже знал, как это можно сделать. Требовалось только сконцентрироваться на определенном образе и зафиксировать его. Ведь твердая и устойчивая вера способна материализовать мысль.
И, что уже совсем просто, необходимо вычислить тот момент, когда пламя становилось не только минимально активным, но и пауза была достаточно длительной. Из всего этого получалось, что самой трудновыполнимой задачей было ускорить течение времени своего сознания.
— Как же это делается? — стал вспоминать Стефан, переживая свои ощущения в прошлых испытаниях.
Он обратил внимание на одно, заинтересовавшее его противоречие. Чем ближе его точка внутренней концентрации приближалась к линии баланса, тем, как он ощущал, время текло медленнее. И наоборот, чем ближе к краю сознательного поля располагалась точка внимания, тем отчетливее возникало ощущение ускорения времени.
Однако здесь было что-то еще. То, что не давало ему покоя и удовлетворения. Кто-то внутри него протестовал и кричал ему из глубин подсознания: "Нет, это не так, все как раз наоборот, по-другому!".
Стефан недоумевал: чувства говорили одно — предчувствие же это оспаривало. Перед ним была стена, сквозь которую он никак не мог пройти. Пытаясь разрешить эту проблему, он бессознательно перебирал различные варианты.
И вдруг его внимание привлекла еще одна сценка. Он увидел себя сидящим за рулем спортивного автомобиля. Впереди, почти рядом, по шоссе мчалась другая машина.
— Почему возникла эта картина? — задумался Стефан. — Что же хочет она мне сказать?
Продолжая наблюдать, но теперь уже как бы со стороны, за сближающимися и расходящимися на параллельных курсах автомобилями, он неожиданно для себя увидел решение этого вопроса.
— Ну, конечно же, все дело в том, с какой точки зрения рассматривать проблему! Если с личной, то движение двух, рядом находящихся автомобилей, даже при огромной скорости, создавало иллюзию неподвижности или замедленности, когда один из них плавно уходил вперед. Относительно же статичной дороги их скорость была высокой. Вот где ответ!
Все получилось просто и даже как-то буднично.
— Линия равновесия сознания — это один автомобиль. Точка моего внимания — это другой. Сознание — это дорога. Вот и все! Поэтому, чем ближе к краю и дальше от центральной точки, тем острее ощущение от дороги за счет усиления чувства скорости.
А чем меньше расстояние между концентрацией и личностным центром, тем больше внимание переключается на ось. Но приближение к точке автоматически означает выравнивание скоростей, что и создает иллюзию замедления.
Все правильно! Даже небольшая скорость мимо статических предметов кажется высокой, а продвижение для того, чтобы догнать впереди идущую цель, кажется медленным действием. А раз так, значит, чтобы ускорить личное психовремя, необходимо свое внимание поместить в центр сознания.
Как же все на самом деле просто! — ему тут же вспомнились восточные монады, где, сплетаясь, черные и белые силы соединялись воедино, а также змея, кусающая себя за хвост, тем самым символизируя принцип целостности. — Да, оказывается, я все это уже давно знал! Нужен был лишь толчок для того, чтобы я смог это осознать.
Таким образом, остался неразрешенным только один, последний вопрос: циклы активности огня. Стефан обратил внимание на периодичность, с которой огонь усиливал или уменьшал свою активность, пытаясь уловить ту закономерность, с которой это происходило.
С четкостью метронома огонь усиливал свой пыл на каждый десятый всплеск. Затем, вложив всю свою мощь в максимальную вспышку, он, как бы обессилев, резко спадал, образуя самую большую паузу. После этого, словно отдохнув и набравшись новых, свежих сил, огонь вновь начинал увеличивать свой жар, постепенно сокращая промежутки между вспышками.
— Наверное, — подумал Стефан, — наиболее возможным для входа является первое, самое большое окно.
Дождавшись очередного спада, он, выйдя из-за укрытия, попытался приблизиться к огню, но, невзирая на низкую активность пламени, остаточный жар был еще настолько силен, что не было никакой возможности подойти к кострищу достаточно близко.
Сделав несколько шагов назад, Стефан остановился и стал ждать, наблюдая за происходящими процессами. Температура быстро понижалась, и вскоре он смог подойти к нему на расстояние вытянутой руки. Было очевидно, что сейчас должно наступить самое благоприятное время для начала задуманной операции.
Но не успел он закончить свою мысль, как вспыхнул новый огненный шквал, и Стефан был вынужден, отойдя в безопасное место, наблюдать за тем величием, с каким возрождался этот солнцеликий зверь. Хотя это зрелище длилось недолго, и пламя вновь сникло.