Фаусту город нравился. И это было для него сигналом перемен – ведь в последние полгода ему вообще ничего не нравилось. По прошествии месяца с начала слежки за кошкой он вынужден был признать, что Марк был прав – ему был нужен отдых. Не то чтобы он полностью восстановил свою прежнюю форму, нет, но стал чувствовать себя значительно лучше. Курок его настроения больше не был постоянно взведен в положение «готовность к взрыву», появился какой-то запас. Может быть, это произошло благодаря постоянным прогулкам и насыщенной культ–программе, а может быть, потому что много дней к нему никто не лез, ничего не требовал, не дергал. Он изнывал от скуки, продолжал бубнить в уме нечто недовольно–злое в адрес всего окружающего, но не мог отрицать, что уже не терзается тошнотворным ощущением бессмысленности всего и вся. Он понял это, когда полчаса простоял в очереди на визу для въезда в Ганолват и не представил ни одного способа жестокой расправы с древним, трясущимся от старости таможенником, который подолгу причмокивая синюшными склизкими губами, педантично просматривал документы всех очередников по нескольку раз. Он просто смотрел на это чудо долголетия и ждал, словно пережидая дурную погоду.
Это было каким-то свежим ветром. Ну а потом свежего ветра стало чересчур много, и к концу недели пёс решил всё–таки переговорить с подопечной.
* * *
– Куда торопишься, ципа? Может тебя проводить?
Кира так задумалась, что не сразу поняла, что этот внезапно отделившийся от тени человек с маслеными глазками и противными усами обращается к ней.
– Нет, спасибо, я сама… – автоматически выпалила она. Вообще в последнее время Кира расслабилась. Ей стало казаться, что люди подобрели, что все россказни об опасностях ночных переулков для юных девушек – это сказки, выдуманные злобными старыми девами и суеверия. Она оглянулась, чтобы убедиться, что действительно забрела среди ночи в этот грязный узкий переулок своими собственными ногами.
«Молодец, нечего сказать».
Мужик бесцеремонно рассматривал её фигуру, перекатываясь по изгибам сверху вниз и обратно. Чуть глубже в проулке стояли ещё двое: один покрепче да повыше и один какой-то совсем плюгавый жилистый коротышка. Ей стало тревожно.
– Чо ты тянешь!? Хватай её, урод!
Мелкий коротышка выкрикнул это так зло и жёстко, что даже усатый удивлённо оглянулся. Кира решила использовать это замешательство и рванулась назад. На мгновение ей показалось, что удастся убежать, но крепкая как клещи рука почти сразу схватила её за хвост. Девушка мявкнула и сжалась. Однако никакого дальше движения не последовало – ни удара, ничего. Обернувшись, она увидела странную картину. Усатый цепко схватил её за конечность, а его, в свою очередь, цепко схватил за горло смутно знакомый высокий бурый пёс с узкой зубастой мордой.
– Отпускай, – сказал он низким рычащим голосом.
Усатый злобно сощурился, но, видимо, рука на горле сжалась сильнее, и он с досадой отпустил добычу. Кира тут же поджала распушившийся хвост, но убегать не стала. Поднялась и встала за спиной у пса, стараясь вспомнить, где его видела.
– Извините, ребята, но эту девушку уже провожаю я, пробасил пес и отпустил человека.
– Иди к чёрту, это наша территория! – зашипел второй, выступая из темноты. – Откуда ты вообще взялся, я тя тут не видел!
– Ну, ведь это хорошо, – рассудительно сказал пёс. – Если увидишь ещё раз – убью.
Усатый отошёл, видимо, от первичного потрясения и резким движением выбросил перочинный нож–бабочку. Язык жестов, понятный существам на любом уровне культуры.
Пёс не изменился в лице. На этом диалекте он тоже говорить умел. В его правой руке, словно соткавшись из ночной тени, вдруг оказалась коса. Только что её не было и вот она уже есть, острая, изогнутая, хищная. Кира даже услышала, как с хрустом подкосились ноги у незадачливых бандитов. Усатый и крепыш, суеверно крестясь, быстро отступали, утягивая за собой и мелкого. Только сейчас девушка заметила, что всё это время он смотрел только на неё, сверлил своими мутными злыми глазками. Товарищи практически силой развернули и утащили его вглубь городской чащи.
Кира перевела взгляд на своего нечаянного спасителя. Высокий двоякоходящий псовый с гладкой короткой шерстью красно–бурого цвета задумчиво смотрел в след разбойникам.
– Странный какой-то взгляд у этого маленького, – сказала Кира. Он кивнул. Развернулся и спокойно пошёл к выходу из закоулка.