Альфонсо: Уже идут, Оба… спокойно, спокойно… конечно, придут. Он беспокойнее, чем ребенок. Они придут и отдадут тебе часы. Должен же ты заработать эти деньги… приезжают сюда и претендуют на кучу всего… из-за этого и живут впроголодь, потому что думают, что им все с неба свалится. С неба только дерьмо валится, хорошенько это запомни… Хотя в какой-то степени ты прав. Дышать невозможно. Не так уж много ума надо, чтобы привязать руки, посмотри сюда… Эта гадина могла бы и сообразить, достаточно было планку сделать на двадцать сантиметров повыше… Потому что если бы она предупредила, что все это время придется ждать, то, как бы ни так, за три-то копейки… она сказала, на часок… как же, на часок… сейчас уже… сколько сейчас?
— Как минимум три часа прошло.
— Вот почему у меня руки болят! Висеть три часа, как свиньи! Сделай так, чтобы она вернулась, и я ей накостыляю.
— Кто сделай?
— Что?
— Ты сказал «сделай так»… кто это должен сделать?
— Мне плевать. Она сказала, что не вернется. Сказала или нет?
— Не знаю.
— Как не знаешь? Она сказала: я заканчиваю и ухожу. И барабан она тебе обещала только завтра отдать.
— Придет кто-нибудь другой.
— Да, но кто? Сколько это шествие будет идти? Я же здесь не один, у меня еще ответственность за подчиненного… Она говорила: я тороплюсь, я тороплюсь, а прошло три часа. Куда же это она торопилась?
— Что ты хочешь от меня?
— Это твоя подруга. Ты же ее трахнул…
— Сделай одолжение, прекрати. Это мое дело.
— Ну а что тут такого? Какое мне дело до того, что ты ее трахнул? Я понимаю, если бы я сказал… я, например, имел самых красивых женщин. Когда был агентом Ронни, певца. Ты знаешь, кто такой Ронни? Я шатался с ним и трахался гораздо больше него, потому что ему петь надо было, у него столько времени не было, сколько у меня.
— Меня это не интересует
— Ну и времечко было! Если кому рассказать… никогда не знал, с кем рядом проснусь… Ронни… он плохо кончил, бедняга… посмотришь на него сейчас, он похож на старика… а ты знаешь, сколько этому Ронни, лет? Тридцать шесть. Но он творил, что хотел… а тут я его встретил, примерно год назад. Он парковался на одной из моих стоянок. Я ему говорю: привет. Он сделал вид, что не слышит, и поехал дальше. Эй, Ронни, это я, Альфонсо… Куда там, так дал по газам, что даже голоса моего не слышал. Видел бы ты, в каком состоянии у него машина. Вся битая… Подумать только, ведь он должен был участвовать в фестивале в Сан Ремо, ему уже и песню предложили… Ну, кто ж его поймет… Хорошо, я убрался вовремя. Когда начал замечать, что он не дотягивает до конца вечера, я с ним распрощался… а ты не знаешь Ронни?
— Никогда не слышал.
— Эта песня… Кружись, балерина, в музыкальной шкатулке… помнишь ее?
— Нет.
— Кружись, твои пальцы как ветер… видишь, он головой кивает? Даже Оба ее знает. Он слышал ее в Африке… а сейчас, Оба, прекрати дергаться, ты меня нервируешь… У этих мужества никакого… это только кажется, потому что они строят из себя невесть что, а при ближайшем рассмотрении ничего из себя не представляют. И войны они всегда все проигрывали. Эй, чтобы тут выдержать, нужно мужиком быть. Ронни так всегда говорил. Знаешь, один раз он пел в зале на десять тысяч мест. Ты представляешь, что значит подать голос перед публикой из десяти тысяч человек? И при этом у него голос даже не был поставлен. Клянусь, с того раза я его зауважал. Он хоть и был ублюдок, и при удобном случае рад был тебя облапошить, но в таких вещах был достоин восхищения.
— Извини, а как началась история с шествием?
— Ага, вот видишь, тебе тоже охота поговорить?
— Я только хочу узнать, как вы здесь оказались. Кто вас позвал.
— Твоя подружка.
— А с кем ты встречался, кроме нее?
— В каком смысле, кроме нее?
— Из организаторов.
— Ни с кем. Я встречусь с ними завтра, когда пойду в Муниципалитет за деньгами.
— Значит, ты ей поверил?
— А с чего мне было ей не верить?
— Я думал, ты с кем-то еще разговаривал.
— Я с ней разговаривал. А ты думаешь, я облажался?
— Не знаю.
— Как не знаешь?
— Она девушка с проблемами.
— С какими проблемами?
— С проблемами.
— В смысле?
— В смысле пропадает ненадолго, никто не знает куда, потом появляется…
— Пропадает?
— А потом появляется.
— Значит то, что она говорила про клинику…