— Свинью?
— Дикую свинью.
— Кабана.
— Кабана.
— И ты испугалась?
— Нет.
— А он что сделал, убежал?
— Нет.
— Как нет? Остановился здесь?
— Да.
— Кабан остановился здесь?
— Не здесь. Там, за кустом.
— И что он сделал?
— Ничего, смотрел на меня.
— А ты?
— А я… я тоже смотрела на него. Мы смотрели друг на друга.
— Вы с кабаном стояли и смотрели друг другу в глаза?
— Да. Мы смотрели друг на друга долго. Очень долго. Как будто ему нужно было сказать мне что-то важное.
— И он сказал тебе это?
— По-своему да.
— И какого черта он сказал?
— Он сказал мне много вещей.
— Ах, много вещей….
— Много вещей, которых тебе не понять.
— Значит, я хожу полдня и ищу тебя, заболеваю, потому что от сырости я всегда заболеваю, прихожу сюда, чтобы услышать, что кабан сказал тебе вещи, которых мне не понять. Слушай, я даже знать не хочу, чем ты тут занималась. Я тебе больше скажу: мне это не интересно. Отказываюсь влезать в твою больную голову. Но как мы вернемся теперь домой, как, по-твоему, мы найдем дорогу в этой темноте?
— Дом там.
— Да, он там… дурочка, достаточно ошибиться на десять сантиметров, и окажешься на другом холме, в десяти километрах от виллы. Сегодня мы домой не пойдем. Нельзя. Будем спускаться, пока не найдем эту проклятую тропинку, повернем направо и, если повезет и не собьемся с пути, то дойдем до охотничьего домика. Я взял с собой ключи. Кровати застелены, я позвонил этой Эльвире, этой служанке моей матери, этой дуре, и велел приготовить постели. Еще я сказал ей купить продуктов. Купила она или нет, я не знаю. Увидим. Я хочу есть. Если не купила, я уволю ее раньше, чем мы с ней познакомимся. Она женщина, и уже за это я ее ненавижу. Давай, вставай….
Инженер Фуми включает фонарик. При свете фонарика они пускаются в путь. Идут медленно, потому что плохо видят, куда ступают, и по разным причинам оба чувствуют себя немного неловко на природе, в сгущающихся сумерках. Мы видим, как они неуверенными шагами направляются вниз и исчезают в конце спуска.
6. Се человек!
На кривом холме фары, подключенные к жужжащему переносному генератору, освещают уже установленные в классическом расположении три креста: центральный немного впереди. Оба привязан справа от центрального распятия, Габриелла на приставной лестнице привязывает слева Альфонсо. Оба и Альфонсо завернуты в туники с открытыми руками и голыми ногами. У Обы встревоженное лицо, он не выпускают из виду одежду, которую Габриелла кучей свалила на земле рядом со своим рюкзаком. Из рюкзака высовывается служащая моделью для сцены репродукция картины с распятием, с которой девушка время от времени сверяется. Она волнуется, делает быстрые движения, понятно, что она опаздывает. Альфонсо тоже беспокоится, и скоро нам станет ясно, почему. Если мы сочли его только грубым спекулянтом, значит, составили о нем неполное мнение. Он удивит нас тем, что читает мысли Обы, хотя тот не произнесет ни слова.
Оба: Ай… не затягивай так сильно, ты мне кровь остановишь.
— Я уже закончила.
— Не проще было привязать фальшивые веревки?
— Веревки есть веревки.
— Зачем привязывать? Прислони просто, они же должны только видимость создавать.
— Это моя работа.
— А это моя рука. Негру ты, по-моему, не так сильно затянула… а, Оба? Как дела?.. нет, она ничего не украдет у тебя… он волнуется за часы… Она привязала тебя не для того, чтобы часы спереть… почему ты спускаешься?
— Сверяюсь с образцом… Так я и знала. Рука торчит. Надо переделать.
— Все равно люди не видят этот твой образец.
— Я привыкла работать по-своему.
— Мы же опаздываем, чего время терять с этим образцом… Оба, я же сказал тебе, что она их не тронет… слушай, сделай одолжение. Раз уж ты внизу, возьми-ка его часы и дай ему, а то он так и будет дергаться.
— Ну да, давай ему еще часы наденем… черный человек на кресте… да еще и в часах.
— Оба, ну потерпи, раз уж ты черный, часы она тебе отдаст в конце. Только прекрати дергаться, ты и меня нервируешь… к тому же еще и холодно. А нельзя было в помещении устроить это мероприятие?
— Представление, а не мероприятие.
— Я никогда не видел ничего подобного.
— Такого не устраивали уже два века.
— Значит, всем плевать было… И для этого из города сюда приедут?
— С факелами.
— И кто сюда поедет?
— Увидим.