– Плоховато выглядишь…
– Спасибо… – Серж щелкает зажигалкой.
– Почему ты не сказал Леруа?
– А что я должен был сказать?
– Правду. Насчет свиней. Всех.
– Черт бы тебя побрал, братец! Говорю тебе, все под контролем! Надеюсь, ты не проболтался?
Жоэль качает головой.
– Не понимаю, зачем скрывать симптомы…
Серж вздыхает и возобновляет кругохождение, жадно затягиваясь сигаретой.
– Будь у Леруа полная картина, он мог бы предложить оптимальное лечение…
– Оно у нас уже есть, и тебе это известно. Все матки под прикрытием антибиотиков, чего еще ты хочешь?
– Не знаю. Анализы и антибиограмма[62] будут не лишними. Нужно поговорить со стариком, все обсудить. И уж точно не сидеть сложа руки, закрывая глаза на правду. Проблема сама не решится.
– Считаешь, мы мало колотимся? – хмыкает Серж. – Ну давай ищи его! Вперед! Найди того, на кого надеешься, как на Бога! Этот самый бог два месяца рыскает по окрестностям. Ты его видел? Худющий, чумазый, говорит сам с собой. Наш отец рехнулся!
– Стоит вызвать врача и к нему.
Серж отвечает не сразу.
– Я должен признаться… В тот вечер я возвращался в свинарник… Оставил дверь в здание открытой… Но задвижка на калитке загона была закрыта, это точно… Не знаю, что на меня нашло… Я знал, что Зверь на все способен, но не думал, что он сумеет вырваться…
Жоэль слушал молча.
– Я больше не мог терпеть одержимость старика этой тварью, понимаешь? Он только о хряке и говорил… Проекты строительства новых помещений, размножение, увеличение поголовья… А вокруг все рушится…
– Займусь детским садом, потом схожу к беременным, остальное подождет, – сообщает Жоэль, никак не комментируя излияния Сержа.
Тот поворачивается, берет лицо брата в огромные ладони, смотрит на шрам, зигзагом спускающийся со лба на висок, проводит по нему подушечкой большого пальца.
Оба помнят тот день, когда старший брат ворвался в свинарник, где Жоэль заканчивал кормить животных. Увидев Сержа в конце прохода, он бросил тачку с зерном и поднял руку успокаивающим жестом, но брат с ходу ударил его кулаком в лицо. Жоэль упал лицом на загородку и, не успев подняться, получил удар ногой по ребрам. Он попытался уклониться и пополз по навозной жиже, Серж не отставал и все бил и бил его – по бедрам, по яйцам, в живот. Перепуганные свиньи подняли визг, не видя, что происходит. Жоэль странным образом не почувствовал боли, когда гвоздь, торчащий из доски, воткнулся ему в лоб, кровь текла в глаз, запачкала щеку, попала в рот. Он пытался вдохнуть, но не смог и страшно захрипел. Серж остановился. Жоэль перевернулся на спину, начал сплевывать кровь пополам с навозной жижей, попытался встать, поскользнулся и снова рухнул в нечистоты. Вернулся Серж – с лопатой на плече, и Жоэль инстинктивно свернулся калачиком, спрятал лицо в коленях и закрыл глаза в ожидании последнего удара. За несколько секунд он вспомнил, как они с братом играли в детстве, если удавалось сбежать от отца, как бродили по полям, стреляли из рогаток по птицам и взрывали жаб, а когда открыл не пострадавший глаз, Анри прижимал Сержа к загородке, занеся над ним кулак. Лопата валялась у его ног. Жоэль шумно втянул воздух, дополз до тачки, сел…
Через двенадцать лет Жоэль смотрит на бледное лицо брата, его всклокоченную бороду, белки глаз, пожелтевшие от пьянства. Он чувствует его кислое дыхание, видит, как дрожат пальцы. Жоэлю не страшно. Он сжимает запястье Сержа, отталкивает его руку.
– Я позволил отцу обвинять тебя, – бормочет старший брат. – А что, если все из-за меня… Может, это я не оправдал ожиданий и обрек отца на муку?
– Ты пьян, как сапожник, тебе нужно отдохнуть. Сегодня я справлюсь один. Иди.
Серж часто кивает и все гладит и гладит лоб Жоэля, как будто пытается стереть шрам.
– Ты прав… Да, ты, конечно же, прав… – он звучно целует брата в губы, отпускает его, хлопает по плечам и уходит, держась руками за живот.
Собаки лают, и Катрин никак не удается заснуть. Много раз ей хотелось открыть настежь решетки псарни и ворота фермы в надежде, что псы – они не такие одомашненные, как она, – сбегут, во дворе станет тихо и она вернется в болезненные грезы. Или уйдет из дома с легавыми и помчится по дорогам, ни разу не оглянувшись на ферму…
Придется остаться – ради детей. Остаться ради детей. Ха-ха-ха-ха! Какая жалкая отговорка. Кого она пытается убедить, в чьих глазах, кроме собственных, ищет оправдание тому, что Жерому пришлось научиться жить рядом с матерью, способной внезапно исчезнуть, забаррикадироваться в комнате и не обращать на сына ни малейшего внимания, не проявлять ни капли интереса, с матерью, не дающей своему ребенку ни защиты, ни любви? А ведь именно этого все дети ждут от родителей.
62