А ведь я предупреждал. Сам знаешь, чем все закончится.
Анри с воплем просыпается, открывает дверцу машины, падает в канаву, встает, шатаясь, бредет по полям, с трудом обретая ясность сознания. Лекарства больше не сбивают температуру, лихорадка терзает его круглые сутки. Очень скоро образы из снов смешиваются с реальностью. Он едет по дороге и видит вдалеке Марселя. Мираж, до которого ему никогда не добраться. Фигура отца мерцает, вибрирует то на опушке перелеска, то среди пустоши, застывшая, невозмутимая.
В голове Анри всплывают давно и, казалось, навсегда забытые воспоминания: мать защищает его от пьяного мужа… Она рядом… Он ужасно боится отца. Иногда Марсель забирает головку сына в горсть и сильно сжимает. Анри чувствует въевшийся в кожу запах жевательного табака (от него пожелтели большой и указательный пальцы), земли, металла и свиного навоза.
Анри привык к тому, что его отец похож на чудовище, и вспоминает об этом, только поймав чужой взгляд. Встречаясь с Марселем в деревне или на рынке, одни отворачиваются, другие смотрят с жалостью, дети таращатся, замирая от ужаса. Анри впервые познает чувство стыда, когда идет по улице за руку с отцом и ему хочется провалиться сквозь землю. Мальчик начинает привыкать к отъединенности семьи, она защищает их от чужаков. От тех, кто снаружи. Анри старается выказывать Марселю почтение, быть послушным и незаметным – чтобы уравновесить жестокость окружающего мира.
Видишь вон те дубы? Однажды все станет твоим – отсюда и дотуда!
Марсель привел сына на край Долин, положил руку на угловатое плечико и обвел широким жестом земли, которые Анри будет покупать, расширяя хозяйство. Часто ему приходилось торговаться, но это не имело значения: главным было собрать территорию, обозначенную в тот день отцом. Он даже дал взятку главе одного семейства из Пюи-Ларока, чтобы получить их крошечный участок. Именно здесь патриарх убил себя и словно бы проклял Долины.
Анри возвращается к машине – дверца открыта, аварийные огни мигают. Он достает прикуриватель, делает первую затяжку – сердце бьется в горле – устраивается на сиденье и закрывает глаза, пытаясь отогнать голоса, образы, чувства. Мимо проезжают машины, водители жмут на клаксоны.
Его состояние стремительно ухудшается. Лицо заросло жесткой щетиной. Возвращаясь домой (все реже), он старается не встречаться с сыновьями, внуками или с Габриэль. Озабоченность и жалость в глазах родных, как и их молчание, красноречивее слов говорят о том, каким они его видят. Анри больше не смеет смотреться в зеркало ни в ванной, ни в машине. Когда собственный запах становится невыносимым, он решается принять душ. Раздевается, осматривает гематомы на животе и бедрах. За лето он потерял никак не меньше пятнадцати килограмм. Горячие тугие струи воды приносят короткое облегчение, и Анри дремлет, обняв руками мозолистые колени, просыпается, цепляется руками за бортики ванной. В обрывке сна ему снова явился то ли Зверь, то ли Марсель, призывая продолжить поиск. Он со стоном встает, промокает ошпаренную спину и заворачивается в жесткое полотенце.
Анри больше не берет с собой собаку. Бывают ночи, когда он спит под пледом на заднем сиденье «нивы», припаркованной на грунтовой дороге близ Долин. Однажды утром, в середине сентября, на рассвете, Анри снова обнаруживает потравы на кукурузном поле. Он опускается на колени и ясно видит глубокие отпечатки копыт на влажной земле.
– Я был прав!
Резкая боль в груди заставляет его сложиться пополам. Анри кладет ладонь на сердце, шатаясь, бредет по полю. С неба на него смотрят хрупкие звездочки.
– Я был прав! – Жестокий приступ кашля гонит прочь фазаньих курочек.
На вершине холма, контражуром в свете рождающегося дня, висит тень Марселя в лиловом ореоле.
– Что скажешь, старая сволочь? – кричит призраку Анри и, не дождавшись ответа, продолжает: – Говори! Что тебе нужно? Что ты от меня ждешь, падаль?
В ответ – тишина. Анри снова заходится в приступе жирного мучительного кашля, сплевывает комок кровянистой мокроты, и он застревает в бороде. Когда боль слегка притупляется, он достает сигарету. Закурив, оглядывается и ковыляет к машине, бормоча себе под нос ругательства. Добравшись до внедорожника, он прислоняется к капоту, пробуя отдышаться. Губы потрескались от жара, рот и горло горят, расчесанная сыпь превратила тело в сплошную рану. Сердце сбоит, колотится о ребра, живет отдельной жизнью. Над полями взошло солнце, небо очистилось, стало бледно-голубым, почти белым. Марсель исчез, оставив вместо себя когтистое дерево, обвитое плющом и трутом.