Подбегает Альфонс, обнюхивает человека, виляет хвостом, выражая приязнь. Запах мокрой псины смешивается с ароматами ночи. Собака бежит к хлеву, ведя Марселя за собой. Он поднимает деревянную щеколду, подпирает дверь камнем. Крысы улепетывают из кормушек, потревоженные светом большого фонаря, висящего на гвозде. Кобыла дремлет на левом боку, опустив голову и расслабив нижнюю губу. Марсель гладит теплое мускулистое тело, чувствует, как отзывается на ласку кожа лошади. Две коровы серо-переливчатой масти мирно жуют сено; на перекладинах, источенных древесным жучком, дремлют нахохлившиеся куры. Марсель вдыхает запахи хлева, продолжая ласкать круп кобылы, наслаждается колдовской атмосферой мира животных, которых предпочитает себе подобным, потом идет за водой к колодцу, ясно различимому в рассеянном сероватом свете зари. Когда-то очень давно мужчины, связанные с Марселем узами крови, выкопали колодец собственными руками в том месте, которое указал лозоход – искатель подземных ключей с гибкой рогатинкой, вырезанной из орешника. Шестьдесят дней подряд люди следовали путями слепых королей по подземным галереям, разрушая ходы с вкраплениями кварца. Марсель бросает в молчаливую глотку колодца деревянную бадью с железными обручами, и родовая память выталкивает на поверхность сознания яркий образ: заступ выворачивает пласт чернозема, выемка наполняется водой, мужчина поднимает лицо к небу и издает торжествующий вопль. Марсель тянет за веревку, осторожно подтаскивает ведро наверх, и изъеденный ржавчиной шкив тихонько поскрипывает. Схватившись за ручку, он ставит ведро на край колодца. Вода колышется, черная и густая, как сироп. Марсель опускает в нее руки, подносит их к лицу, умывается, снова зачерпывает, пьет, не обращая внимания на то, как стынут испорченные кариесом зубы. Марсель возвращается в хлев, проснувшиеся животные смотрят на него, он наливает воду в каменные поилки. Кричит петух.
Идет время, меняются сезоны, минует год, другой, вершится круговорот пахота – сев – жатва. По деревням ходит вожак медведя, уроженец Пиренеев. У зверя плешь и потертости от намордника. Обитатели Пюи-Ларока торопятся на площадь – поглазеть, как мишка ходит на задних лапах, сидит на стуле и танцует под каштанами в платье с оборками. Вожак аккомпанирует ему на свирели. В июле начинается сбор чеснока: его заплетают в косы и развешивают на гвоздях, вбитых в балки. Элеонора знает все укромные места вне курятника, где несутся куры, она собирает яйца и относит матери. Однажды в сковороду из скорлупы выпадает сформировавшийся цыпленок. В разгар лета воздух, напоенный запахами смоковниц и лошадей, пьянит Элеонору сильнее водки. Она лежит рядом с Альфонсом неподалеку от пасущихся свиней, прикрыв глаза ладошкой от солнца. Иногда она раздвигает пальцы, один за другим, как будто играет с лучами в прятки. Мать стоит коленями на соломе, зажав между ними гуся. Она вставила ему в горло воронку и сыплет через нее зерно. Подоткнутая юбка обнажила варикозные ноги: вены обвились вокруг голени, как змеи вокруг кадуцея[8]. Когда ноги болят слишком уж сильно, женщина заматывает их бинтами, нарезанными из старых простыней. Стоит Элеоноре пожаловаться на зубную боль, и мать ведет ее на рынок, к зубодеру, тот делает свое дело, и на обратном пути заплаканная девочка то и дело сплевывает кровь и трогает языком мягкую пустую лунку. В конце поста они отправляются в деревню смотреть на красавцев-быков, предназначенных для четвергового принесения в жертву, накануне Страстной пятницы. Фермеры горделиво проводят их по улицам. Жизнь течет своим чередом.
Уже в первые весенние дни отец больше не сидит на трухлявой деревянной скамейке, из кровати вылезает, чтобы поесть, выглядит страшно исхудавшим, почти прозрачным, и матери приходится поддерживать его локоть, когда он несет ко рту ложку с супом. Окаменевшие сгустки мокроты навечно застряли в его бороде, рубашки не отстирываются от множества разнообразных пятен. Каждый понедельник приезжает доктор и осматривает больного в молчаливом присутствии его жены. Женщина устала и разуверилась, поэтому сидит за столом и не вмешивается, а отец покорно открывает рот, кашляет и отхаркивается, когда велит врач. Наконец тот ставит на стол кожаный саквояж, пахнущий эфиром, привычными движениями собирает инструменты, повторяет одни и те же слова и предписания, иногда предлагает «вариации на тему» неэффективного лечения, выпивает стаканчик водки или муската, принимает от женщины несколько почерневших монет, кланяется, приподняв шляпу, и уходит, произнеся традиционное:
8