На следующее утро они спозаранку отправляются в путь. Вдова и дочь идут за тележкой, которую тащит то и дело оступающаяся со сна кобыла. Марсель ведет ее в поводу, рядом сидит старуха, закутанная в серый шерстяной платок. Из-под колес летят ошметки грязи. Свет зари отражается в каплях росы на траве. Эхо колокольного звона кругами расходится в вибрирующем воздухе, отражается от стоячей воды болот и поилок. Умолкнувшие вороны наблюдают за похоронной процессией. На сельской площади отец Антуан распахивает двери церкви, перед ними толпятся крестьяне. Элеонора шагает рядом с матерью. Осунувшееся лицо вдовы прикрыто траурной вуалью, похожей на мантилью. На узкую спину женщина накинула черную шаль, худые ноги в черных шерстяных чулках упрямо несут ее вперед. Элеонора напряженно следит, чтобы рука матери не коснулась ее руки. Внезапно низ живота опоясывает дикая боль. Опоясывает и тут же отпускает. Девочка мысленно клянется уничтожить мать, а потом проводить ее на кладбище, как сегодня отца. Процессия движется мимо соседних ферм, к ней присоединяется несколько угрюмых молчаливых крестьян. Они переходят просеки, обходят заполненные водой канавы, провожают взглядом гроб, раскачивающийся на тележке. Время от времени из-под деревянного ящика летят на землю катышки сухого навоза и остатки сена.
В самом центре участка земли растет столетний дуб. По утрам тень его ветвей падает на ограду кладбища, а под землей змеятся могучие корни, и их лабиринт словно бы повторяет в контражуре силуэт кроны. Они, как щупальца, тянутся к минеральным пластам, горизонту грунтовых вод, из которых пьет дерево, подземным пейзажам, неведомым человеку. Они совершают путешествие в прошлое, к началу времен. Ствол дуба так огромен и толст, что все поколения детишек, когда-либо живших в Пюи-Лароке, обязательно строят живую цепь, прижимаются лицом к коре и воображают себя повелителями целого мира, скрытого внутри ствола и под их босыми ногами. В сердце дерева течет волшебный сок. Крошечные создания неустанно курсируют между камнями, ползают по серебристым лишайникам и коре. Дети подпрыгивают, хватаются за ветки и подтягиваются, чтобы улечься в развилках и отдохнуть под сенью тенистой кроны, сквозь которую на них льется золотой свет дня. Где-то там, уже почти на небе, ветер колышет верхушки деревьев.
Царственный дуб безразличен к судьбам людей, их жизнь и смерть кажутся ему ничтожными. Любовники обменивались соками у его подножия. Подвыпившие задиристые парни мочились на ствол. Губы шепотом делились секретами и давали клятвы, уткнувшись носом в кору. Мальчишки строили на ветках домики, вырастая, покидали их, и они распадались на части. Забитые гвозди ржавели и исчезали. Старики из деревни до сих пор прогуливаются до лужайки, чтобы отдохнуть в тени дуба. Они прожили жизнь с этим деревом, а он знал всех, кто касался его ладонью, ласкал ствол.
Отец Антуан машет кропилом над гробом, оставляя на дереве капли святой воды. Вдова подходит проститься с мужем, пока его не вынесли из церкви. Она с трудом опускается на колени, целует гроб и возвращается на скамью. Элеонора поспешно отводит взгляд, чтобы не видеть губ матери. Последний поцелуй кажется девочке до того непристойным, что к горлу подступает тошнота. Земляная насыпь на краю могилы оплыла под дождем, как сахарная голова. Мужчины подняли гроб на плечи, пересекли площадь и вошли в ворота кладбища, устроенного на южном склоне холма.
В ясном небе сияет солнце. Процессия спускается по ступеням, ведомая отцом Антуаном, который тяжело опирается на хрупкое плечо служки. Крестьянам совсем не хочется раньше времени присоединяться к лежащим под землей родичам, и они шагают осторожно, чтобы не оскользнуться на гладком камешке или глине. Люди собираются вокруг выкопанной могилы. Они угрюмо молчат, вдыхая аромат отяжелевших от воды кипарисов. Гроб опускают на землю. Он такой легкий, что кажется пустым. От досок и мха, растущего вокруг ямы, поднимается пар. Кюре стоит близко к краю, сложив руки на животе. На нем сутана, белый стихарь, пелерина и черная мантия. Он наблюдает за паствой, которая толчется за оградой кладбища и не торопится присоединиться к церемонии. Марсель стоит рядом с Элеонорой. Он в костюме, который ему одолжила мать парня, ушедшего на военную службу, в Ош. Брюки оказались коротки – видны щиколотки, заросшие рыжими волосами, и белые шерстяные носки, – но пиджак сидит хорошо, подчеркивая широкие плечи и тонкую талию. Марсель свежевыбрит, он намазал волосы маслом и тщательно расчесал на пробор. Он берет Элеонору за руку и, не глядя на девочку, сжимает ее своей сухой ладонью. Он не обращает внимания на то, как влажны детские пальцы, и не понимает, что давление его лапищи возбуждает Элеонору, заставляя сморщиться соски растущих грудей. Шквальный ветер взметнул с земли несколько чаек: они летают над кладбищем и окрестностями, то и дело издавая странные крики. Птицы на мгновение зависают в воздухе, становятся невидимыми на фоне солнца, снова появляются, и их тени ложатся на поднятые к небу лица людей. Маленькие дети, похожие на серых крыс в своих парадных костюмчиках, бегают между памятниками – играют в догонялки. Матери бросают на них недовольные взгляды, ловят, прижимают к юбкам, удерживают одной рукой за узенькие цыплячьи грудки.