– Она их съела, ни одного не осталось, – сообщает мужчина.
– Да уж, – веско роняет Бризар и делает глоток, обмакнув пышные усы в рюмку.
Мужчины выпивают, она снова наливает; так повторяется еще два раза, потом бутылка отправляется назад в буфет. Женщина устраивается на ларе.
– И свинью твою тоже не спасти, – рыгнув, говорит Альбер Бризар. – Она опять это сделает, можешь быть уверен… И будет повторять снова и снова… Ей понравилось, понимаешь? Теперь это у нее в крови. Если пожалеешь ее, случишь и она опоросится, зараза передастся поросятам, и молодые свиноматки будут жрать приплод – в точности как мать. Это как порок, как изъян… Я такое видел своими глазами… Придется ее забить.
Он важно качает головой, вытирает нос тыльной стороной ладони (на коже остается склизкий след), подносит к губам пустую рюмку, запрокидывает назад голову в надежде насладиться последней каплей спиртного.
– Так-то вот…
– Но мы хорошо кормим скотину, – удивляется муж.
Бризар пожимает плечами.
– Может, животинка много крови потеряла, пока поросилась, вот и захотелось «свежатинки». Или настрадалась и отомстила… Нужно сразу забирать послед и менять солому, а как только малыши облегчат мать от первого молока, бояться будет нечего.
Бризар бросает взгляд через плечо и встает.
– Дождь вроде кончился. Пойду. Потом еще поговорим.
Хозяин дома согласно кивает и поднимается, чтобы проводить гостя до двери. Бризар одевается, отжимает берет на глянцево-серый булыжник двора, надевает его, кивает и уходит. Хмурый хозяин дома надевает кожаную накидку с прорезями для рук, обувает сабо и направляется к свинарнику. Женщина закрывает дверь. Она смотрит в спину этому еще крепкому мужчине, ее мужчине, который медленно, широкими шагами, движется к цели под небом, затянутым черными рваными тучами. Фермерша дрожит всем телом, поворачивается, бредет к кровати, ложится и сразу проваливается в сон.
Чуть позже, тем же вечером, случившееся отходит на задний план, остается лишь смутное воспоминание. Так, пробуждаясь, ощущаешь послевкусие сна; спусковым крючком становится незначительная деталь, содержащая в себе весь сюжет и память о нем, нить, которая распадается, как только женщина делает попытку вытянуть ее на поверхность сознания. Некоторое время особое физическое состояние бездонной пустоты еще живет в ней, но каждый новый день уносит прочь частицу воспоминания о родах на полу свинарника. Свинью-детоубийцу ставят на откорм и привозят с соседней фермы хряка, чтобы покрыть другую свиноматку. Спустя три месяца, три недели и три дня она поросится, и по совету Альбера Бризара поросят из предосторожности обмазывают декоктом из горькой тыквы и можжевельника. Печальное происшествие забыто.
В конце каждой недели, выкурив трубку, выпив рюмку водки или стаканчик горячего вина на трухлявой деревянной скамейке и насладившись зрелищем дня, угасающего над замшелыми крышами хозяйственных построек, где дремлет пара вяхирей, муж возвращается к супружескому ложу. Он раздевается при свете лампы, облачается в ночную рубашку, ложится под простыню, толкает створку двери и тянется обнять жену. Она лежит на животе и притворяется, что спит, или изображает враждебное забытье. Эта женщина не стремится к совокуплению, но терпит резкие движения мужа. Он торопливо тянет вверх ее рубашку, задирает свою, мнет маленькие груди жены, обнимает за плечи, шарит между ног, направляет рукой свой длинный твердый член, узловатый, как кость или одно из тех бычьих сухожилий, которые сушат на солнце, а потом пускают на тросточки. Она лежит молча с закрытыми глазами и слушает нелепый скрип кровати, которая грозит вот-вот развалиться.
Она терпит вес мужского тела, прикосновение его кожи, резкий запах прогорклого пота, земли и навоза, повторяющееся свирепое вторжение, тяжелое сопение и зловонное дыхание, прикосновение усов к щеке и – наконец-то! – гортанный стон в подушку. Так кричит в подлеске подбитый охотником заяц, бьется в агонии и замирает на боку. Женщина ждет, когда муж уснет, встает и уходит в помещение за кухней, чтобы подмыться над тазом, удалить со своего тела все следы холодного семени, потом опускается на колени в изножье кровати, прижимает сцепленные пальцы ко лбу и шепчет слова молитвы.
Увидев совокупляющихся собак, фермерша кидается на них – с метлой, вилами или дубиной – и яростно лупит кобеля по хребтине, пока тот не расцепляется с сукой. Иногда это получается не сразу, и перепуганная самка, убегая, ломает псу пенисную кость. Запыхавшаяся женщина утирает пот со лба. Она презирает всех (или почти всех) животных и оттаивает при виде ребенка, только если тот тащит за собой на веревке тощего, полузадушенного грязного щенка или подбрасывает в воздух голубя, привязанного за лапку. Альфонс, которому она чуть не сломала крестец, бегает от нее, как от чумы. Исключение составляют коровы. Она доит их, разминает сосцы, смазав сухие ладони маслом. Цель оправдывает средства, и женщина не берет в голову сладострастие скотины, обреченной на откорм или воспроизводство. Когда свинью, корову, молодую кобылу ведут на случку, она оценивает цвет, расширение и набухание вульвы; стимулирует, если нужно, производителя, зажимает в кулак препуциальный мешок, направляет во влагалище члены, закрученные спиралью, копьевидные или сигмовидные; осыпает упреками самку или фыркающего самца, стирает пучком соломы густую вязкую сперму с крупа животного и собственной юбки. Повсюду вокруг нее творится совокупление: селезни с извилистыми членами лихорадочно оплодотворяют уток со сложными вагинами; гусаки эякулируют в складчатые половые органы гусынь; павлин распускает хвост и топчет партнершу, изнемогающую под его весом. Сперма выступает каплями, льется, брызгает на перья, пух и шерсть; крики, кудахтанье и гоготание сопровождают желанный краткий миг наслаждения. Несколько мужчин наблюдают за случкой хряка и свиноматки. Альбер Бризар бросает тоном специалиста: