Он косит траву на залежи, чистит канавы, заросшие камышом и ситником, а осенью впрягается в плуг и тянет его, хрипло рыча от натуги.
Марсель не рассказывает, где его лечили. Не называет имен товарищей по несчастью. Никогда не вспоминает, как воевал, и Элеонора может только воображать большие белые залы госпиталя, пропахшие эфиром, табаком и гниением; окна, выходящие в парк с идеально подстриженной травой и правильными рядами кустарника; металлические кровати, ширмы и кровавые бинты, отверстия с дренажными трубками, слизь, мокрота, санитарки в длинных халатах, суровое выражение их нежных лиц, за которым они скрывают ужас, внушаемый пациентами, этими обломками человечества.
Работа оживляет Марселя, изнуряет его грубо отесанное нервное тело, но наполняет новой таинственной силой, которая поднимает дух.
Как-то раз, следующим летом, Элеонора приносит Марселю флягу с водой, он поворачивается к ней спиной, прикладывает горлышко к правому углу рта – губы, как и пальцы, успели пожелтеть от табака. Вода проливается на подбородок и шею, капает на рубашку.
По вечерам он отказывается ужинать за общим столом и уносит тарелку в свою комнату, закрывает дверь и ест один, сидя на краю кровати. Марсель стесняется того, что приходится долго пережевывать пищу. Долго и ужасно некрасиво – из-за анкилоза челюстей. Крошки застревают в рыжей, с проседью, густой бороде, частично скрывающей рубцы и шрамы.
Элеонора оставляет накрытую крышкой тарелку у очага, ждет возвращения Марселя и наблюдает. Так поступают с дикой кошкой, которую хотят приручить и приманивают на крыльцо миской с молоком. Или предлагают бродячему псу вкусную косточку, угощение-то он схватит, но убежит и сгрызет подальше от человека. Девушка наливает воду в кувшин и ставит на комод рядом с хлебной корзинкой, а на следующее утро, когда Марсель уходит в поле, убирает остатки.
Как-то, наводя порядок, Элеонора замечает, что одна из пуховых подушек лежит выше другой, и любопытство берет верх над голосом разума. Она сует руку под подушку и достает расширитель для челюстей. Девушка не понимает его назначения, но предмет, сделанный из резины, металла и пружин, напоминает волчий капкан в миниатюре. Элеонора чувствует себя воровкой, пойманной на месте преступления, ей неловко, стыдно и страшно. Она кладет орудие пытки на место и убегает.
Они возвращаются к привычной повседневности. Жизнь идет своим чередом. Как-то раз Марсель приносит домой щенка. Он строит будку, устанавливает ее во дворе, и цуцик на некоторое время вносит разнообразие в обыденность, тявкая и прыгая вокруг них. Малыш следует за Марселем, как когда-то Альфонс, но он ни разу не приласкал собачонку, не погладил ее по голове.
Человеку очень быстро надоедают веселые приставания щенка, и он сажает его на цепь.
Сразу после возвращения Марселя их несколько недель навещает вороненок. Он летает над фермой, прыгает по земле у ног спасителя, а потом исчезает, разочарованный безразличием не только своего кумира, но и Элеоноры, которая совсем недавно усматривала добрые предзнаменования в «визитах» птицы.
И вот война закончилась. Ноябрьским утром зазвонили церковные колокола. Элеонора выходит на крыльцо, чтобы бежать к Марселю, видит его на другом конце двора, среди кур, клюющих зерно. Он резко распрямляется, опираясь обеими руками на черенок лопаты, снимает шляпу и склоняет голову. На одно короткое мгновение. И исчезает в сарае, не дожидаясь окончания благовеста.
Элеонора потрясена мистическим совпадением: четыре года назад был такой же холодный туманный день и с колокольни тоже звучал набат. В горе и радости…
Она закрывает дверь, достает из буфета бутылку арманьяка и три рюмки, ставит их на стол и караулит возвращение Марселя. Когда он наконец появляется, она вскакивает, встречает его растерянный взгляд и опускает глаза. Он забирает бутылку и оставляет Элеонору наедине с недоумевающей вдовой.
Марселя нет всю ночь. Из Пюи-Ларока до фермы долетают смех и ликующие крики. На рассвете следующего дня он проскальзывает в дом жалкой тенью человека и проходит мимо Элеоноры, как будто не видит ее. Он него пахнет потом, табаком и желчью. Он захлопывает за собой дверь и тяжело падает на кровать.
Некоторое время спустя на двуколке, запряженной тяжеловозами, доставляют гранитную стелу с именами пюи-ларокцев, погибших на фронте. Мужчины с трудом поднимают ее на постамент – место выбирали на специальном заседании муниципального совета.