Марсель, конечно же, замечает, что она крутится вокруг него, хочет все время быть рядом, но не сразу понимает, чего Элеонора добивается. Почему так предупредительна, зачем то и дело касается его плеча, ладони, вдруг становится томно-расслабленной, забывает застегнуть верхние пуговицы рубашки, показывает острое плечо, ключицу, даже плоскую грудь. В разгар жаркого лета, в поле, она вытирает пот со лба, выставляя напоказ темную пахучую подмышку. Волосы девушка забирает в пучок на затылке, подтыкает платье над красными шершавыми коленями. Однажды он моется в баке, установленном в хлеву, и затылком чувствует чужое присутствие. Элеонора подглядывает через щель. Он оборачивается, и тень исчезает.
Марсель вспоминает последний предвоенный День Святого Иоанна, большой праздничный костер, разожженный рядом с пустошью. Он тогда увидел в Элеоноре не просто маленькую кузину, но нечто большее. Если ее нынешнее отношение не обычная жалость, то что тогда? Извращенное желание? Марсель нервничает, он раздражен и смотрит на Элеонору новыми глазами, заметив в ней женщину.
Однажды утром, в начале ноября, он копает на огороде топинамбур и картошку. Элеонора пересекает двор, заходит в пустующий свинарник, где теперь часто несутся куры, искоса смотрит на Марселя и исчезает. Он бросает тяпку, встает, вытирает грязные руки и торопится за девушкой.
Она ждет, сидя на заплесневелом сене, рядом с двумя свежими – еще теплыми – грязными яйцами. Несколько мгновений они смотрят друг на друга, потом Марсель приближается, а Элеонора ложится. Он помогает ей снять чулки и задрать юбку, пытается расстегнуть воротник блузки, пальцы не слушаются, и ему приходится дернуть. Пуговицы летят на подстилку.
Элеонора хочет приласкать Марселя, но он отталкивает руку, вдыхает запах ее груди, поднимает глаза и, встретившись с ней взглядом, грубо переворачивает на живот.
Элеонора чувствует на бедрах ледяные ладони Марселя. Он трется об нее, потом входит – так резко, что она вскрикивает от боли, скребет землю под тонким слоем сена, ломает ноготь. Все заканчивается быстро. Марсель содрогается, падает Элеоноре на спину, впервые прижимается к ее щеке изуродованной половиной лица. Она чувствует его дыхание, видит в приоткрытую дверь кусок двора. Паутина на потолке колышется от живых тел. Марсель встает на колени, видит ярко-алую кровь на своей бледной коже, кое-как заправляет рубашку в брюки – он так ее и не снял – и возвращается на огород. Элеонора одевается, медленно, с трудом. Собирает яйца. Несколько долгих мгновений стоит на коленях, приложив ладонь к животу, поднимается, держась за стену и корчась от боли.
Марсель курит у грядок. Он коротко машет ей рукой, она отвечает и поворачивает к дому.
Он устраивает в хлеву новую жемчужно-серую телочку, когда появляется Элеонора. Она терпеливо ждет на пороге, глядя, как хозяин подает сено мирно жующему животному.
– Чего молчишь? – спрашивает Марсель, глядя, как она теребит пальцами фартук. – Говори, что стряслось?
По нервному тону Элеонора понимает: он уже догадался.
– Думаю, я беременна. Вот.
Марсель отставляет вилы, поворачивается к девушке и несколько секунд смотрит из-под полей шляпы, потом делает шаг, берет ее руки в свои, и она едва не отшатывается от испуга.
– Ладно, значит, мы поженимся, – решает Марсель и спрашивает: – Почему ты дрожишь?
– Холодно… – Элеонора решает не говорить правду.
Церемония состоялась весной. Ярко светило солнце, дул сильный южный ветер. Подвенечное платье матери лежало в шкафу, упакованное в коробку, чтобы не съела моль. Элеонора пользуется отсутствием Марселя, достает одно из зеркал, ставит его на стул и примеряет наряд с помощью одной из соседок. Она смотрит на отражение, поправляет фату, разглаживает ладонями складки и пожелтевшие кружевные манжеты, показывается вдове, хвастается:
– Я выхожу замуж!
– Да уж вижу, вижу… – женщина бросает неодобрительный взгляд на округлившийся живот дочери и добавляет: – Бедняжечка моя, надеюсь, это будет мальчик!
Элеонора удивляется, когда Марсель решает венчаться не в форме с наградами, а в подержанном костюме, купленном по случаю. На вопрос «Почему?» он запальчиво бросает:
– А с чего бы мне надевать побрякушки? Из гордости? Из патриотизма? В благодарность за жалкую пенсию, которой откупилась от меня Великая Франция?
Многие выжившие верят, что обязаны спасением Божественному милосердию, о котором так страстно молили на фронте. Марсель после войны ни разу не был в церкви, и Элеонору одолевают сомнения: должна ли она считать возвращение Марселя доказательством отсутствия Бога или свидетельством Его снисходительности? Разорив Обитель Господа, она держится от нее подальше и не показывалась в деревне с тех пор, как женщины изваляли ее в грязи и побили на площади перед папертью. Она нарушила свой зарок только раз – когда открывали памятник павшим. В Пюи-Лароке сплетничают, подозревают, что она унаследовала от матери безумие – «Ну, та-то точно чокнутая!»