Следующая картинка – постой на ферме, воздух пахнет кисло и остро. Марсель идет на запад и обнаруживает разломанные поваленные клетки с кроликами, подохшими от голода и жажды.
Тяжелораненым, страдающим от нестерпимой боли, дают опиум, и они стонут в искусственном сне, из которого большинству лучше бы не выходить. Ногу капрала пожирают гангрена и паразиты – он порезал себя сам ножом и натолкал в рану земли, чтобы попасть в лазарет.
Иногда Марсель вспоминает ферму. Думает о родных краях. Он знает, что Альбер Бризар пошел воевать, несмотря на плоскостопие. Сослуживцы часто обращаются к нему за помощью, и он накладывает швы тем, кто поранился, упав на ржавую железку, был покусан крысами, ранен пулей или осколком снаряда. Луи Бертран – накануне ему исполнилось девятнадцать – падает рядом с ним на колени, прошитый очередью из пулемета. Внутренности выпали ему на руки, он баюкает их, как мать только что народившегося младенца, и просит:
– Только посмотри на этот кошмар, Бризар, придется тебе штопать меня.
Бедняга безостановочно заталкивает кишки внутрь грязными пальцами, и Бризар достает из кожаного кошелька катушку ниток и набор иголок, которые, наверное, годятся для свиней, но никак не для людей. Он укладывает Луи Бертрана на спину, отрывает лоскут от рубахи и начинает зашивать открытую рану. В небо поднимаются желтые и черные дымы, комья земли взлетают в воздух.
– Я, кажется, обделался, – шепчет раненый.
– Успокойся, малыш, – отвечает Бризар, – мать потом подотрет тебя, как в старые добрые времена.
Солдатик хихикает и повторяет:
– Только посмотри на этот…
И умолкает. Альбер Бризар продолжает шить, хотя пальцы у него трясутся, они липкие от крови, жира, слизи и с трудом удерживают иголку. А потом он получает пулю между глаз и валится на Луи Бертрана.
Осколок снаряда отрывает голову солдату, но тело делает еще несколько шагов вперед – совсем как утка, которой хозяйка свернула шею, а она все равно бежит к лужице на задах фермы, как будто надеется напиться.
Немецкий стрелок высовывается из окопа, и Марсель берет его на мушку. Он думает: «Это все равно что убить животное, всего лишь животное, животное…» – и стреляет, но промахивается и попадает бошу в шею. Марсель ползет к нему на четвереньках и видит, что парень еще жив и зажимает пальцами рану. Ему не больше семнадцати, под темно-голубыми, в пушистых ресницах глазами залегли тени, на верхней губе растут усики, а вот щеки совсем гладкие и белые. Руки тоже нежные и мягкие. «Городской», – решает Марсель. Паренек пытается что-то сказать, размыкает губы, и на них вздуваются красные пузыри. Он что, просит прощения за то, как ужасно выглядит? Или за полную бездарность в искусстве войны? А может, жалеет Марселя, которому придется до конца дней помнить лицо умирающего врага. Немец тянет к Марселю руку, но тот не способен на ответный жест и стоит, не сводя с него глаз: неразборчивый шепот, взгляд помутнел и погас.
Июльским вечером 1921 года Элеонора производит на свет здоровенького мальчика. В честь покойного деда его называют Анри. Марсель смотрит на сына, лежащего на животе у матери. Повитуха вручает ему ребенка – нужно позаботиться о роженице, он отходит в сторонку, отворачивается и плачет от облегчения: левая щечка малыша совершенно гладкая. Приводят вдову, и она как будто узнает дочь. Смотрит на Анри и Элеонору, протягивает дрожащую узловатую ладонь и легонько касается лица внука. Она совсем сдала, путает имена, лица, времена, день и ночь. Голос у нее скрипит, дочь с зятем даже не пытаются ее понять, только задают простейшие вопросы, и она отвечает – то да, то нет, как придется. Ест старуха совсем мало, потому что ей трудно глотать. Она сгорбилась и стала меньше ростом, как будто земля притягивает ее, из-за недержания от нее вечно воняет мочой. Элеонора кормит, моет и переодевает мать – как Анри.
Она быстро поняла, что ей придется стать буфером между мужем и сыном. По ночам Анри часто плачет, и, если у Марселя сильные боли, он молит:
– Успокой же его, успокой, не то…
Она ходит по комнате с ребенком на плече и похлопывает мальчика по попке, массирует ему животик, трет пальцем десны, дает пососать морковку, но ничего не помогает. Марсель сидит за столом с рюмкой водки, заткнув пальцами уши. Детский визг вгрызается в виски, от него ломит зубы, как от скрипа железом по стеклу. Элеонора пытается уложить Анри, и тот заходится в крике. Марсель вскакивает, в три больших шага оказывается у колыбели, бьет ладонью по спинке и орет: