Рядом с ямой у Жоэля всегда начинает кружиться голова, ему кажется, что он мог бы нырнуть туда сам или что кто-нибудь (но кто – Анри? Серж?) выпрыгнет и утянет его за собой, хотя рядом никого нет. Он делает еще один шаг назад и закуривает. Потом окунается с головой в миазмы свинарника. Черные пальцы подносят фильтр к губам. Жоэль привык к этой грязи, к испражнениям, пачкающим его синий комбинезон, ладони и запястья. Сколько он себя помнит, отвращения не было. Он не задумываясь сунет руки в экскременты, свиные влагалища, во вспоротый живот хряка. Для этого Анри и воспитывал сыновей, оценивал характеры, силу и способность выдержать страдания животных. Жоэль стал бесчувственным, безразличным, и эти свойства натуры постепенно подавили остальные чувства, как кислота, разъедающая его нервные окончания.
Одно из первых его воспоминаний об Анри: тот швыряет котят об стену сарая, и мертвые тельца падают на бетонный пол, брызги крови коричневеют, потом становятся черными. Из всех животных мужчинам больше всего претит убивать собак и кошек, но в их мире самки рожают до изнеможения, а люди решают, кому жить, а кому умирать. Серж отрывает щенков от сосков матери, держит пушистых малышей в левой руке, а правой сворачивает им головы. Раздается щелчок, иногда его сопровождает короткий писк. Мертвые собачки летят в железную бочку, которая иногда весь день тлеет в углу двора, выбрасывая в воздух жирный черный дым. Когда Сержу было десять, а Жоэлю только-только исполнилось семь, Анри научил их сворачивать шеи поросятам. А потом показал, как перерезать яремную вену огромному существу со спутанными ногами и перевязанным рылом. Отец клал поросенка на детскую ладонь, обхватывал ее своей шершавой рукой, в другой держал фамильный нож от Лагиоля[52] (с которым никогда не расставался и часто правил над раковиной), прижимался грудью к спине мальчика, надавливал колючим бородатым подбородком на макушку и пояснял:
«Вонзаешь нож – вот сюда – и режешь, поставив колено на плечо животине. Вот так. А теперь осторожней, найди вену».
Чужая ярко-алая кровь попадает на пальцы, эта кровь – продолжение ножа в безжалостной руке отца, и им остается одно – подчиняться. В тот день, когда Жоэль не попадает по вене, его так пугает реакция отца, что он еще два раза втыкает нож в шею свиньи. Она визжит и вырывается. Анри крепко хватает сына за плечо, отталкивает, и несчастное животное падает на пол, истекая кровью.
«Смотри внимательно, не смей отворачиваться! Ей очень больно – из-за тебя…»
Нож летит на пол и закручивается волчком. Анри подбирает его, добивает свинью, нагибается, поднимает сына намного выше, чем требуется, возможно, хочет напомнить: «Ты ничего не весишь и ничего не стоишь!» – и на детском запястье остаются кровавые следы.
Глаза Жоэля полны слез, он всхлипывает, икает.
«Прекрати сейчас же или получишь затрещину, это отучит тебя разнюниваться!»
Проходит много лет, и вот однажды Анри входит в ванную и застает младшего сына за бритьем. Он забирает у него бритву и начинает снимать пену с гладких щек и верхней губы, поднимает пальцем подбородок и ловит в зеркале испуганный взгляд. Закончив, вытирает лезвие и спрашивает:
«Скажи честно, парень, ты ведь знаешь, что я никогда не сделаю тебе ничего плохого?»
Эта невозмутимость, это равнодушие к животным вырабатывались тяжело и долго, но Жоэль все равно испытывает отвращение к процессу. Он молчит, потому что боится отца, но точно знает: что-то пошло не так. Они занимаются своим делом в сердце хаоса, механизм разладился, барахлит, шатается, отнимает у них все силы. Свинарник воспринимается как колыбель варварства, творимого людьми и миром.
Задолго до появления новых корпусов свинарника он питал отвращение к их связи со свиньями, к странности семьи, столько лет ни словом не вспоминающей Элизу, к заброшенной семейной могиле со старомодными хризантемами в горшках, к свободному месту под землей, готовому принять тело отца. Или его сыновей, которые вполне могут утонуть в навозной яме.
Пока ребята не ходили в школу и не видели, как ведут себя одноклассники, они не понимали, что их семья не такая. Двадцать лет, до появления в доме Катрин, Анри отказывался покупать телевизор. Мир являл себя им только через радио (отец иногда включал его), газетные заголовки (прочитанные в табачной лавке) и казался далеким, нереальным, грозным.
Заполните анкету. Фамилия, имя, профессия отца. Фамилия, имя, профессия матери.
52