Каждый второй – ходячая инфекция, вы не должны забывать, что чистота и производительность связаны напрямую.
Анри достает сыновей разговорами о чистоте, угрозе болезней и их последствиях, бесконечных эпидемиях, которые дамокловым мечом висят над любым хозяйством, о микробах и бактериях, подобных одной из «египетских казней»…
Конечно, им никогда не удастся превратить свинарник – это настоящий биотоп, экосистема в себе, которую способен взорвать любой пустяк, – в полностью стерильное место, но они должны стараться удержать воображаемый порог, ибо только от него зависит фертильность свиней.
Интересно, что сказал бы отец, узнав, что сын жаждет ласк себе подобных, что его возбуждают запахи их тел в печальных сумерках и при ярком свете, под металлическими небесами и в конце рабочего дня? Как бы он поступил, убедившись, что его мальчик пытается избавиться от желания, в праве на которое ему отказал глава семьи, что ему жизненно необходимо рассеять то отупение, в которое он погружается из-за работы? Как реагировал бы отец, услышав признание Жоэля: «Я хочу почувствовать себя живым, вот и брожу среди незнакомых хищников, которые ласкают друг друга в вонючих сортирах!»?
Реакция Анри была непредсказуема. Жоэль не поручился бы, что почувствует отец – страх или незнакомое доселе возбуждение, перестанет он с ним разговаривать или прочтет лекцию об опасных инфекциях, сопутствующих срамной любви (второе вероятнее, учитывая непримиримую борьбу с микробами, бактериями и вирусами, которую он ведет в свинарнике!)? Что, если патриарх насмерть перепугается «гнойной венерической инфекции» и навсегда изгонит его за пределы своих земель, из Долины? Жоэль жил в вечном страхе, как маленький мальчик в испачканных штанишках, незаконный сын, к которому отец не чувствует ничего, кроме пренебрежения. У них с Анри так и не установились настоящие мужские отношения…
Три месяца, три недели и три дня.
Свиноматки поросятся и месяц выкармливают малышей, потом их отнимают от груди.
Необходимо иметь в среднем девять поросят от свиноматки в одном помете, а пометов должно быть два с половиной в год, чтобы считать производство рентабельным. Вот увидишь, через десять-пятнадцать лет в каждом помете будет как минимум пятнадцать поросят.
Свинья попадает в группу незнакомых ей животных. Кормят и поят всех скудно и не по расписанию, чтобы усилить тревогу, спровоцированную расставанием с поросятами и нахождением в чужом месте. Свиньи инстинктивно стремятся установить иерархию. Они дерутся, толкаются, кусаются. Наносят друг другу раны, синяки, царапины, и стресс так силен, что начинаются гормональные сбои, а цикл случка – вынашивание – вскармливание повторяется пять-шесть раз. В конце каждую ждет бойня и разделка туши на мясо; с самых истощенных, страдающих от множества болезней или сломавших ногу между прутьями решетки, всего лишь сдирают шкуру.
Серж садится в «ниву», поворачивает ключ в зажигании и осторожно подает задним ходом к сараю мимо проржавевших автомобилей со снятыми двигателями, стиральных машин без барабанов, велосипедов, через которые проросла трава, и гниющих детских колясок. Почуяв приближение человека, собаки начинают бесноваться, Серж хлопает по карманам в поисках фляжки, запрокинув голову, выпивает последний глоток и бросает ее на соседнее сиденье рядом.
Он думает о поле, где они нашли отпечаток копыта Зверя, о широкой ладони отца с длинными черными ногтями, которой он накрыл след, как будто хотел унести с собой толику земли-кормилицы и напомнить сыновьям, сколько в нее вложено труда. – Как подумаю обо всех принесенных жертвах… В детстве, когда Анри вел одного из них на поля, детские пальчики прятались в разлапистой отцовской руке.