Он наливает «Пастис» в стакан на три четверти, разбавляет водой из-под крана и выпивает залпом. Смотрит в окно на разогретый добела двор, вслушивается в тишину дома, пытается представить, чем занята в своей комнате Катрин. Спит? Бодрствует и караулит доносящиеся снизу звуки? Могла она слышать разговор мужа с дочерью? Стоит ли снова попробовать достучаться до нее, заставить поговорить с ним, вспомнить о существовании мужа? Нет. Их союз распался, хотя Серж терпел от жены все – ее кризисы, бесконечные жалобы, мелочность, предательство и измены (что было совсем уж непростительно!).
Серж резко оборачивается, услышав скрип у себя за спиной, и видит Жерома.
Жером, мальчик, чей взгляд невозможно вынести, бледнолицый, с густыми ярко-рыжими волосами. Жером, который молчит. Серж отдал бы все на свете, чтобы отвести от сына эту беду… Он делает несколько тяжелых, неверных шагов, останавливается, словно хочет что-то сказать, не решается и ныряет в жаркое марево двора.
Жоэль проверяет загоны беременных маток и внезапно замечает на полу кровавые шматки – поросята-выкидыши. Свиньи принюхиваются, ведут себя беспокойно. У молодых маток потеря плода случается как реакция на стресс или вакцину. Фермеры сжигают трупики и фиксируют случившееся в журнале наблюдений. С рожавшими свиньями – именно таких сейчас проверяет Жоэль – такое происходит реже.
Выкидыш у свиньи – симптом дисфункции, поломки организма, которую необходимо распознать, а потом выяснить, что ее спровоцировало.
Жоэль открывает задвижку и заходит в блок. Несколько свиней отделяются от матки, которая с трудом встает на ноги и тут же прибивается к остальным. Из ее влагалища течет беловатая жидкость, пахнущая гноем. На полу образуется большая лужа, в центре которой лежат скинутые зародыши, похожие на кожаные мешочки, розовые и кровянистые. У них есть подобие ножек, некоторые так и остались в плацентарном мешке и напоминают… а что они напоминают – вялые члены в презервативах из латекса? В них есть нечто от человека, но и от животного тоже.
Жоэль хватает эти ошметки, бросает в ведро и переходит в следующий загон. Его постояльцы тоже ведут себя нервно – учуяли, что одна из сестер потеряла малышей.
В голову приходят странные мысли: может, если Анри выгонит его с фермы и из семьи, это станет избавлением, лучшим из всех возможных решений? Он много лет всеми правдами и неправдами пытался показать отцу, что совершенно не интересуется свиньями. Не получилось… Наверное, тот имеет полное право не уважать младшего сына, никчемушного человека, который, даже, получи он свободу, не сумел бы обойтись без опеки.
Жоэль подходит к третьему загону, хочет открыть задвижку… Черт, здесь тоже потеря! Он достает из кармана блокнот, возвращается назад, записывает номера помещений и число мертвых поросят: семь в первом, девять в последнем, – вынимает из аптечного шкафчика термометр, смачивает вату спиртом и возвращается в «камеру/палату № 1». Оттеснив свинью к стене, он вводит градусник в ректальное отверстие, успокаивает ее тихим голосом, хоть это и не требуется: животное заранее смирилось и не сопротивляется.
38,5°. Нормальная температура для свиньи. Жоэль на всякий случай щупает еще и ухо, потом переходит в третий загон.
Он заканчивает скорбную работу, когда появляется Серж.
– Старик послал меня за тобой…
Жоэль закрывает решетку, ставит ведро у ног старшего брата.
– Что случилось? – спрашивает тот, глядя на мертворожденных.
– Не знаю… – Жоэль вытирает лицо рукавом. – Выкидыши у двух маток. Первородящая в загоне № 1, а у той… – он указывает пальцем себе за спину —… вторая беременность.
– Температура?
– Нормальная у обеих.
– Ну, значит, совпадение. Не о чем тревожиться, малыш. – Серж не может отвести взгляд от содержимого ведра. – В одном месте, в Долинах, разворочена земля.
– Как?
– А вот так! Можно подумать, там стадо кабанов порезвилось. И мы нашли отпечатки. Похоже, это он. Зверь. Старик уверен.
– Издеваешься?
– Я взял собак. Он хочет, чтобы ты ехал с нами.
– Зачем? – Жоэль берется за ручку ведра.
Свиноматки нюхают лужи амниотической жидкости, подбираются к мертвым поросятам.
– Сожги тут все и не возражай ему. Не лучший момент, уж ты мне поверь… Выдвигаемся через двадцать минут. Будь готов.
Они ничего не скажут Анри. Зачем еще больше его расстраивать? В ближайшие часы эпидемия не разразится и все их поголовье не истребит… Уже некоторое время – недели? месяцы? – Анри не демонстрирует привычной запальчивости, и это настораживает Сержа, который умеет предугадывать настроения старика. Патриарх и так стал совсем непредсказуемым, и возвращение Зверя – будто таковое реально! – не сулит ничего хорошего. Как проклятой скотине удается многие месяцы бродить вокруг фермы, оставаясь невидимым? А ведь Серж готов был поклясться, что они больше не повстречаются. Никогда.