То, что всё пошло наперекосяк, Роман понял, когда азарт и радость настигнутой добычи, транслируемые Машкой, сменились испугом и ощущением боли. Лыжи сами слетели с ног, и он ящерицей метнулся вверх по склону. Через десяток минут он уже заглядывал в провал, открывшийся после того, как обвалилась прикрывавшая его снежная пробка. Маха снизу жалобно мяукнула. «Жива, слава всему на свете! Как ты там, девочка моя?» Ответ немного успокоил — падение, удар, болит лапа. Пока голова думает, руки делают — разматывают верёвку, обматывают, вяжут узлы, сбрасывают вниз. Хорошо, лезть неглубоко, несколько метров всего. Хреново, что подошвы в торбазах скользкие. «Фигня, прорвёмся» — и заснеженный край скалы стал уходить вверх. Вот и дно. Ноги уперлись в тушу овцы. Как её ещё называть, если самец у неё баран? Маха смотрит виновато, стоит, поджав заднюю левую лапу. «А дно, между прочим, не настоящее, на снегу стоим, только плотном, слежавшемся. Поэтому осторожненько нужно, без лишних движений. Как бы дальше не ухнуть». Роман аккуратно пропальпировал больную лапу — ничего особенного, похоже, только ушиб, кости целы. Начал Маху ремнём обматывать, изображая обвязку, с узлом перед грудью, чтобы могла лапами помогать. Закончив, успокоил подругу и полез наверх, цепляясь за узлы верёвки. Хорошо, что невысоко карабкаться, и руки стынут, и нога пару раз срывалась. Вытащил страдалицу, спустил её со склона, приказал ждать, лёжа на лыжах. Смотал ремень и полез наверх, доставать добычу, не зря же охотились. Второй раз спускаться не хотелось, нижняя часть спины активно возражала, но Роман всё-таки полез, только ремнём обвязался на всякий случай.
Шишагову оставалось спуститься всего ничего, когда поверхность скалы толкнула его в пятки. Снежный пол провалился вниз, унося с собой Машину добычу, а сверху в расселину полетели снег и камни. Постепенно подземный гул и толчки стихли. Немного помятый Роман выбрался из трещины и начал спускаться к испуганно жмущей уши Машке.
Когда пара охотников, спотыкаясь и прихрамывая уже почти добрались до стойбища, оказалось, что достаточно большой кусок суши во время землетрясения сполз к морю, оставив крутой обрыв. Осторожно пробравшись мимо через нагромождение снега, перемешанного со скальными обломками и глыбами промороженного грунта, остаток пути они проделали без дополнительных приключений.
Множество способов согреться придумано людьми. В своё время был широко распространён не слишком сложный ритуал: люди, стоя на месте, топали ногами и хлопали себя по бокам руками, но со временем этот способ утратил своё значение как малоэффективный. Ещё с различным успехом применяют: горячие и горячительные напитки, бег, растирание простое и с применением алкоголя, погружение тела в горячую жидкость и прижимание к разогретым поверхностям, в том числе противоположного пола. Но лучше бани не придумано ничего. В доброй парилке можно не просто прогреть измученный организм, там вместе с потом выходит из тела стылая мерзость, сама память о часах, проведённых в противной человеческой природе холодрыге. Зажав под мышкой сухой веник из карликовой полярной берёзки, бежит Роман к дальней яранге, которую с молчаливого разрешения шамана приспособил для своих банных нужд. Первый раз старик попробовал париться с Ромой. Некрасиво получилось, дед потом долго высказывал ученику своё мнение о людях, которые пытаются сварить учителя, приготовив из него угощение для злых духов.
Вот, наконец, и добрался. Дрова в каменном колодце среди яранги уже прогорели, зола и угли провалились в имеющуюся под ним ямку. Когда вода в котле над жирником закипела, растаял снег в большом деревянном корыте. Роман смешал немного воды с кипятком в маленьком корытце, запарил веник и жадно потянул ноздрями воздух:
— М-м-м, какой запах!
Быстро, но старательно растянув вокруг разогретых камней кожаный полог, опасливо бросил деревянным ковшом на раскалённые камни воду, резко отшатнулся от шибанувшей из полога струи пара. Красота!
Сбросив одежду, Роман залетел в парилку, стараясь не дышать, помахал веником, осаживая пар на стенки, и уселся на лавке, устроенной из кусков плавника, застеленных старой вытертой шкурой. Благодать…. Угревшись, стал обмахивать себя веником, гоняя над телом волны обдающего жаром воздуха. Прогревшись, выскочил из парилки, смыл пот и перевёл дух, глядя, как над жирником пляшут языки пламени. Немного остыв, поддал парку, и пошёл на второй заход. Легонько, лаская самыми кончиками веточек, огладил себя веником. Сначала ноги, потом руки, живот, грудь, прошелся по спине, заворачивая руку сверху и снизу. Благословенный жар обволок лоснящееся тело. Роман стал растираться веником, разгоняя кровь. Потом взялся хлестать себя всерьёз, перед каждым ударом пару раз встряхивая веник для разогрева. Когда раскалённое тело, казалось, начало светиться в темноте, вылетел из парной, швырнул веник в корытце с водой, и выпрыгнул на улицу. Покатился по снегу, подскочил, начал хватать его горстями и растираться, ухая и хохоча. Избавившись от излишка тепла, снова нырнул в парную и уже просто лежал на облезлой шкуре, чувствуя, как стекают по коже струйки пота. Потом выбрался из парной, снова обмылся, уже не спеша, обсох, накинул кухлянку, остальную одежду схватил в охапку, погасил жирник и босиком побежал домой — пить чай. Порядок в банной яранге наведёт завтра.
Каменный Медведь, прихлёбывая из плошки травяной чай, обстоятельно расспросил Романа о неудачной охоте, и неожиданно заинтересовался оползнем:
— Говоришь, большой кусок берега обвалился? Обрыв высокий?
— Четыре моих роста, не меньше.
— Надо сходить посмотреть, как проснёшься, пойдём.
— Зачем, скажешь?
— Там могут камни интересные найтись, надо глянуть, пока снегом не замело. Пока обрыв свежий, хорошо видно. Тебе кольцо на палец из зелёного камня резал, его тоже на таком обрыве брал. Давно.
Шаман допил чай, старательно съел разваренные листья брусничника и смородины, и ушел домой, а Роман подсел на лежанку к Машке.
Маха лежала, демонстративно бережно вытянув больную лапу. Увидев, что вождь и учитель наконец обратил на болящую своё внимание, обессилено отвалилась к стенке яранги.
Роман аккуратно, бережно раздвигая густую шерсть, на свету осмотрел пострадавшую конечность. Дед смотрел, пока Шишагов мылся, сказал, что с лапой всё нормально, но лучше осмотреть самому. Пострадавшая во время осмотра почти не шевелилась, лишь тяжело вздыхала время от времени.
" Крови на лапе нет, царапин тоже. Бедро немного опухло, но кости целы и вывихов нет, лапа нормально работает, болит только. Повезло девке, что сверху оказалась, и падать недалеко пришлось, ещё удачно свалилась. Как писали в газете об Остапе Ибрагимовиче, пострадавший отделался лёгким испугом».
— Не грусти, красавица, пройдут годы, всё наладится.
Роман потрепал любимицу по загривку, не удержался, и стал почёсывать под нижней челюстью.
Маха прищурившись, наслаждалась лаской, потом потянулась всем своим немаленьким телом так, что ременная сетка на лежанке заскрипела. Вытянулась, подставляя Роману живот, и разбросав в стороны передние лапы. Махина нежность и жажда ласки окутали Шишагова. Он несколькими движениями почесал подставленное пузечко, потом двумя руками подтянул к себе тяжелую усатую башку и поцеловал в нос.
«Дурочка, следи за собой, если с тобой что случится, плохо мне будет»
Потом застеснялся такого проявления чувств, легонько шлёпнул Маху по шее, и полез в полог. Надо спать, дед долго прохлаждаться не даст.
Обрыв и в самом деле был, и довольно большой, не привиделось Роману. Только камни искать бессмысленно. Вдоль всего обрыва, через обычный камень проходит толстая чёрная полоса, в гранях которой отражаются отблески света факелов. В местах, где попадается такое, добрых камней искать не стоит, черный слой мягкий, ломается и грязнит всё, чего касается. Бесполезная гадость. Шаман сплюнул на грязный снег, развернулся, собираясь возвращаться домой и остановился, глядя как его неразумный ученик греет пламенем пропитанного жиром факела кучку черных обломков.