— На занюхни хлебушком — протянул Пётр кусок хлеба, густо посыпанного солью, Косте. Последний, снова выпив без тоста, занюхал хлебушком.
— А взял! — возопил Пётр. — Что делаешь, делай скорее. Идите продайте меня дети. Уж не долго мне быть с вами — обвел застолье мутным взглядом Пётр и опять остановился на Марии Петровне и Константине.
— Заповедь новую даю вам. Да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Соблазнитесь вы в эту ночь. Говори бесов сучок, что никогда не соблазнишься — воткнул перст в Костю Пётр.
— Я никогда, она сама пристает, что делать не знаю? Налейте кто сколько может.
— Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде чем пропоет петух, ты трижды отречешься от меня и скажешь, что не знаешь меня. Давай выпьем на брудершафт.
— Саша, ик, что они от меня хотят.
— Это ты утром узнаешь. Вы Мария Петровна следите за ним, а то его в апостолы насильственно вербуют.
— Обязательно — попутно пнув почтальона, облизнулась заведующая и прижалась аппетитной грудью к Константину.
— Масло картину портить может нет. Природа божество красоты веранды представляет… А я говорю может нет.
— Дык где красота скажи ему Савелыч! Под гору надо идти на ту сторону, там в лесу лепота. Только ты басурманин водки, али самогонки возьми, а то не поведу.
— Ежели б не звери эти, как черти носятся. Только понимаешь спустился вчера огурцы посмотреть, поднес ко рту, всё разлили аспиды эти…
— Дак можно и показать нехристю этому картины настоящие. Только скажи ему чтоб поболе бутыль брал, огурцы с меня.
— А ты пойдешь с нами? И девицу свою захвати. Закусь будете тащить.
— С какой, ик, девицей.
— Ну вон к тебе Машка льнёт.
— Это, ик, не моя. Она сама. А я это, налейте что ли.
— А вы собственно откуда будете, таджик али из другой какой местности.
— Таджика я, моя работать приехала, плов делать, шашлык, баба Лида…
— За сборную России и Андрея Аршавина, долой испанцев — вскочил раскрасневшийся Фредрик и незаметно плюнул в стакан с чаем доктору. Все дружно выпили, а кто–то с Машкой на плече и два раза.
— Ты приходи ко мне ежели что надо — ласково обнимала Равшана Лидия Алексеевна. Все усиленно налегали на спиртное, только доктор пил чай.
— А что это ты не пьешь, брезгуешь с нами холопами выпить — приподнялся Николай, подхватывая табуретку. Генри, не обращая внимания, продолжил пить чай.
— Так ну ка брейк. А действительно, тут как бы это не принято, вон даже Равшан пригубил.
— У меня язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки. Могу только чай пить и есть нежирное что–нибудь.
— Тьфу дантист одним словом.
— Чего у него там с кишками, я ничего не понял. Савелыч ты понял кого он там послал.
— Аааа, болеет. Не наш человек, городской. Я когда болею, завсегда принимаю по двести и к ночи как огурчик. Наливай француз чего сидишь.
— Итальянец я, Римом столица зовется люблю которую.
— Вот я и говорю наливай немец давай. Время водки пришло.
— Да не смущается сердце ваше, веруешь в Бога Отца и в Сына Божия? Скажи нехристь? Веруешь!
— Верую — промычал Константин, уже обращенный в последователи и преданно смотря поверх Марии Петровны на Петра.
— Я умолю господа, и Он даст вам другого утешителя, духа истины, которого мир не может принять, потому что не видит его и не знает его. А вы знаете его, потому что он с вами пребывает и в вас будет. Наливай и в нас будет это. Машка наливай, чего сидишь отродье бесово.
— Ох хорошо пошла — держась за стол поведал громко Пётр.
— Еще немного и мир уже не увидит меня, а вы увидите меня, потому что я живу, и вы будете жить, потому что вы сначала со мною.
Хм думаю еще бутылки две и увидим его под столом вместе с последователем его. Того вон какая тетенька из немецкого фильма обнимает, а он закладывает за воротник каждые две минуты с архиереем этим. Вот, что значит опыта нет, упустит ведь заведующую, а утром причитать будет.
— Много зла и бед придется вам вытерпеть за это. В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь. Я победил это зло — допив бутылку, выкинул её на пол Пётр.
— Вон ту передайте нам с последователем моим. Машка не мешайся, прокляну!
— Дай я тебя облобызаю предатель — полез целоваться, со смотрящим в другую сторону, Константином наш проповедник…
— Не вы ли недавно пошалили в одной Нью — Йорской церкви господин Равшанчик.
— Пейте свой чай и не забудьте про «файф о клок» мистер Генри.