Выбрать главу

— Противник пойман супружницей своей, во гневе пребывающей и отведывает ныне не благодати господа, а розг положенных ему за опустошение бутылки моей кровной, украденной нехристем и пойманным тут же на месте преступления. Меж тем заметить надобно, что несть числа грехов типа этого и только мудрая женщина Нинка смогла обуздать этого богохульника, выпестованного в мире греха и прочих возлияний — верещала тень около забора.

— Костя дай ему сто рублей, сами справимся. Запустим его сюда, хана вечеру.

— Благодарствую люди добрые. С прошедшей ночи убеждаюсь я, что в доме этом зело правильные миряне проживают, не то что охотники в доме моем, жадностью пыщущие и с личностями подозрительными общающиеся.

— О чем это он?

— Видимо ему охотники денег не дают вот и заливается. Проклянёт их, когда уезжать будут.

Мы снова принялись за мангал, понимая, что шашлыки под угрозой. На вопрос Халабунды, нельзя ли на улице его оставить и не мучиться, ответили возмущенным сопением.

Пять кровоподтеков, четыре синяка, двадцать восемь воспоминаний о родственниках тех лиц, которые сварили этот мангал, вплоть до десятого колена. И все таки травмированные и неоднократно униженные впихнули улыбающееся чудовище в беседку, приткнув его к правой стене. Долгое время просто стояли и смотрели в окно, вниз под гору. Отдыхали, ругались, несколько раз пнули мангал в ответ. Он не ответил, молча стоял и дулся в углу.

— Пусть стоит, надо в баню идти — наконец то подал голос, молчавший как партизан, Костя.

— Единственная достойная мысль за весь день, поздравляю профессор вы делаете успехи.

— Иди пиво бери, начальник отдела подотчистки — блеснул чем–то из классики Константин.

Баня, пока мы занимались укрощением мангала, раскочегарилась как надо. Это чувствовалось уже при входе в первую комнату, где висели веники. Дальше располагалась раздевалка с печкой в левом углу, грубо сколоченным деревянным столом и двумя скамейками. Тут мы играли в карты.

Костя методично заставлял стол нехитрой снедью. Сегодня бог нам послал: рыбку копченую, хрен знает какую, арахис жареный, фисташки, гренки с чесноком, пару помидоров и огурцов, пиво.

Из дома ленивой походкой вырулила Халабунда, неся простыни и полотенца. За ней с огромным игрушечным кораблём важно шевстовал малый. Эта парочка любила купаться и могла плескаться в воде круглые сутки. Мои любимые ихтиандры.

Но купание «красного, прочих коней и кобылиц» предваряла одна интересная процедура. Еще когда мы поженились, с тех самых давних пор, почти каждую пятницу собирались втроем играть в карты — в «тысячу».

Ну как сказать играть. В игре, где каждый должен быть сам за себя, эти двое мутантов, Халабунда и Костя, противостояли моему могучему интеллекту. Зная об этом, они регулярно пытались меня обмануть. С годами их шулерское мастерство возросло до уровня Коперфильда и Гудини, куда там, переросло их.

Во время игры у Халабунды на руках, при Костиной раздаче, регулярно оказывались старшие марьяжи, а то и все четыре туза. Их рожи при этом выражали искреннее удивление. Громкимим выкриками они пытались доказать как им повезло, в первый раз в жизни. Таких удач в одной игре оказывалось штук десять. И каждый раз, кто–то из них вопил, — мне повезло в первый, второй, третий и так далее разы. Я пытался поймать их за руку, но один из них всегда отвлекал меня — Костя бутылкой и предложением выпить или попариться, халабунда обещанием вечером показать стриптиз или изучить со мной новую позу наездницы.

В случае же моего выигрыша возмущению конкурентов не было предела. Меня отчаянно стыдили, взывали к совести, требовали сменить колоду карт. Один из противников кричал, что разведется и переедет к маме, второй вопил, что проклят тот день когда он познакомился со мной. В случае получения старшего марьяжа оба костерили меня почем свет, старательно перечисляя все мои недостатки, коих во время игры образовывалось такое количество, что горбун из Нотр — Дама по сравнению со мной казался писаным красавцем.

Финальную часть игры занимал выигрыш одного из этих гадких персонажей. Он или она благодарили своих родителей, всех близких родственников и друзей, кроме меня конечно. Отдельно — бога за вклад в создание их морд. Продюсеров, то есть соседа напротив, который помог выиграть эту чудесную партию. И уж в конце, якобы сжалившись надо мной, говорилось и об этом уроде, который мешал достичь просветления и очищения кармы.

В случае моего выигрыша в помещении устанавливалась звенящая тишина, прерываемая горестными всхипываниями противницы, и треэхтажными проклятиями противника. В стиле Саакашвили эти доблестные товарищи раскрывали очередной заговор, обвиняя меня и сына, если тот случайно проходил мимо, в использовании незаконных методов при игре в карты. Константин тряс перед моим лицом колодой, показывая где я, своим грязным нестриженым ногтем, пометил карты. Халабунда, якобы имея способности к математике, долгое время штудировала записи, утверждая, что я обманул их пять раздач назад. Не находя убедительных доводов, подтверждающих незаконность моего выигрыша, шулера смертельно обижались на пол часа. Далее проводили производственное совещание, которое заканчивалось судом чести, где меня снова костерили, и единогласным решением в два голоса постанавливалось в следующий раз нанести империи ответный удар.