– Оставайся у меня, – шептал он ей в минуты близости, обливаясь потом и вцепившись пальцами в ее плечи. – Живи здесь, сколько хочешь.
Она, закрыв глаза, лишь слабо усмехалась. Пот катился по ее гладкому высокому лбу, пряди волос, закручиваясь колечками, прилипали к вискам, кончик носа розовел, а между влажными губами белели два ровненьких беличьих белоснежных резца. Природа от души наградила ее здоровым телом, нежной белой кожей, густыми волосами и чудесными белоснежными зубками. Когда-нибудь все это поблекнет, начнет увядать, но это будет еще не скоро. А пока она настоящая красавица, хотя сама, быть может, этого еще не осознает. Красавицы ведут себя по-другому, они гордо несут свою красоту, боясь расплескать ее или – чего уж там – продешевить. Ирина же раздаривала свою красоту так щедро, как выкладываются на сцене талантливые актеры. Демин и сам не мог понять, откуда вдруг подобное сравнение, такая метафора. Быть может, оно появилось потому, что он недавно был на спектакле, где актеры небольшого театра так выкладывались на сцене, изображая сильнейшие чувства, что все (ну, Олег уж точно!) поверили, будто немолодая, хотя и весьма привлекательная актриса, игравшая Федру, на самом деле пылает страстью к молодому Ипполиту…
Он оценил ее усмешку. Конечно, она прекрасно понимала, что рано или поздно весь этот любовный жар превратится в пепел, и они не будут испытывать друг к другу ничего, кроме отвращения. Все это она, вероятно, уже пережила, перестрадала. Ей это не нужно. К тому же она не могла не заметить, находясь здесь, в этом отравленном пороками доме, миллион женских следов, вещей и специфических штучек, словом, признаков того образа жизни, который он вел до встречи с ней и который вызывал в ней лишь презрение. Да только в туалетном столике в ванной комнате, в выдвижном широком ящике можно было найти штук пятнадцать тюбиков губной помады, причем, разных оттенков. А сколько различных коробочек, пакетиков, ватных подушечек, тампонов, даже трусиков – целая коллекция! – хранилось в той же ванной комнате в плетеной белой корзинке на стиральной машине! И это Ирина не добралась еще до женских домашних тапочек (примерно пятнадцать пар, самых разных, с бантиками и помпончиками, с вышитыми цветочками или в виде плюшевых щенков!), которые были аккуратно вычищены домработницей и помещены в специальный обувной шкафчик в холле! Домработница… Демин позвонил ей и сказал, чтобы она не приходила еще несколько дней. Он не хотел, чтобы им с Ириной кто-то мешал, пока они, как пьяные, проникали друг в друга и сходили с ума, теряя последние капли рассудка.
Однажды утром он проснулся и не нашел ее в кровати.
Ирина, одетая, умытая, пила кофе на кухне.
– Вызови мне такси и дай денег. А еще мне нужен телефон.
– Ты куда? Тебе есть куда идти? Тебя кто-то ждет?
– Вызови такси, слышал?! – поморщилась она, словно разговаривала с бестолковым водителем или слугой.
Иногда люди одним только тоном могут причинить боль. Ирина единственной фразой, произнесенной убийственным тоном, словно ударила его по лицу. И ответить ей на этот удар он не мог. Была бы на ее месте другая женщина, она вылетела бы из дома пробкой! Ирине же он прощал все. Быть может, в надежде, что она еще сюда вернется.
– Хорошо. Но, может, я сам отвезу тебя, куда скажешь?
– Нет. Говорю же – вызови такси.
– Да. Хорошо. Понял.
Конечно, он понимал, что она просто не хочет, чтобы он узнал адрес, куда она направляется. Быть может, это квартира, где она проживает с мужем. Или с родителями. Или с детьми. Он так о ней ничего и не узнал. Хотя за эти три дня было выпито немало, и будь она послабее духом, рассказала бы в алкогольной расслабленности о своей жизни или хотя бы намекнула парой фраз о том, что произошло с ней в день их встречи. Промелькнула и еще одна нехорошая мысль, которая грозила и вовсе испортить настроение: а что, если она совершила преступление? Вдруг убила кого-то и ей потребовалось спрятаться? Мужа? Случайно, например. Ударила его бутылкой по голове… Хотя, почему именно мужа? Любовника. Бандита. Мать? Сестру? Да каких только ужасов не начитаешься в криминальной сводке по столице.