Я знал, что Наварана тяготится этим. Она ни в чем не желала уступать своим подругам. Ей тоже хотелось, пригласив всех на пиршество, сидеть и говорить, что она сгорает от стыда, предлагая гостям такую ничтожную пищу.
- Ах, у нас в доме нет ничего достойного таких тонких ценителей! - Это говорилось всегда, когда хозяйка подавала самые лучшие блюда. - Мой жалкий муж не знает, как надо ловить вкусного зверя. Только благодаря счастливой случайности ему удалось убить этого нарвала, и он сохранил этот ничтожный хвост в надежде, что сумеет найти кого-нибудь, кто разделил бы с ним трапезу. Но мясо подпортилось, как всегда у нас бывает; когда его прятали, то как следует не заложили камнями. Я прекрасно знаю, что вы откажетесь от такой пищи. Единственное мое утешение, что найдутся другие дома, где вы сможете утолить голод, покинув нас!
Эскимосской женщине доставляет огромное удовольствие играть эту роль, умаляя свои достоинства: чем вкуснее и редкостнее пища, которой она угощает, тем старательней хозяйка подчеркивает свое ничтожество. Аппетит гостей и их возражения против извинений хозяйки дома увеличивают славу ее мужа. Такое пиршество долгое время служит темой для разговоров в стойбище. В мире, наверное, немного таких уголков, где аппетит гостей и их похвалы вкусным угощениям помнят и обсуждают так долго, как в Гренландии.
Наварана ждала такого события. Правда, она всегда могла пригласить на чашку чаю с сахаром и даже пустить по кругу кисет с табаком - в Гренландии это все редкость и очень ценится. Конечно, такое угощение приносило ей почет, но что может сравниться с хвостовой частью нарвала, добытой ее мужем, первым вонзившим гарпун в зверя, и поданной на стол для гостей? Мы довольно часто приглашали друзей на настоящий датский обед со многими яствами, полученными из Дании, и угощали их такими деликатесами, которых они в жизни не видали. Они с чувством благодарили и ели чудовищно много, на все лады восхваляя угощение. Они поглощали столько, что ни в какой другой стране света не съели бы и трети поданного. Однако вечер всегда кончался одним и тем же: гости подходили и спрашивали, нельзя ли сварить мяса, так как они голодны и с удовольствием съели бы что-нибудь существенное, "что не так быстро улетучивается".
В тот самый день, когда Наварана пришла на скалу утешать меня, я хотел доставить ей удовольствие, чтобы она как хозяйка могла подать хвостовую часть нарвала своей матери, которая приехала погостить в Туле. В ее честь пригласили гостей, и мне удалось достать хвост нарвала, который уже слегка протух и поэтому должен всем понравиться. Жир приобрел желтовато-зеленый оттенок, а это означало, что на вкус он будет таким острым, как положено. Мой друг Ассаюк поймал нарвала в прошлом году, и я купил хвост, заплатив табаком двойную цену. Я заранее радовался триумфу Навараны, но все кончилось сплошным позором.
Когда гости собрались, Наварана повела себя согласно всем обычаям и спросила меня, не можем ли мы предложить гостям поесть и нет ли у меня чего-нибудь, чтобы утолить их голод. Я уверял ее, что совсем не подумал об этом и если у меня есть что-нибудь, то это нечто мало съедобное. Затем я медленно и нерешительно вышел. Гости сидели в молчаливом ожидании и следили, не допустим ли мы отклонения от принятой церемонии. Когда я стал втаскивать в чум большой кусок мяса, несколько молодых мужчин тотчас же вскочили помочь мне. Им пришлось нести небольшой кусок, но они стонали, словно поднимали огромную тяжесть, и жаловались, что им трудно, тем самым подчеркивая перед собравшимися значительность моего дара и мое желание угодить гостям.
Ассаюк находился среди приглашенных, но он знал, как себя вести, и словом не обмолвился, что именно он поймал этого нарвала. Но, к несчастью, с ним была его жена, а та не могла удержаться и намекнула, откуда взялась такая добыча. Когда она увидела, как все вкусно, то воскликнула:
- Можно гордиться, Питa, что жалкий кусок нарвала, которого мой незадачливый муж вытащил на сушу, пригодился на этом пиршестве!
Для Навараны все было испорчено. Конечно, среди гостей не было ни одного, кто бы не знал, что я еще ни разу не поймал нарвала, но я нигде не встречал гостей более тактичных, чем полярные эскимосы. Они готовы были ничего не замечать, чтобы не унизить меня, хотя прекрасно знали, что я угощаю их добычей другого мужчины - поступок, достойный наибольшего презрения в их среде. Но Арнарврик не смогла промолчать. Она была слишком горда или просто завидовала молодости Навараны. Бедная Наварана, у нее не осталось и тени воодушевления, когда она приглашала гостей кушать не стесняясь. В довершение всего у нас не оказалось ни кофе, ни чая, чтобы предложить гостям. Все наши запасы пришли к концу, а судна все не было. По мнению Навараны, торжество провалилось.
Когда гости разошлись, я вышел из чума. Был прекрасный вечер. Солнце висело над горизонтом - в это время года оно не заходит и ночью. Воздух был легким и прозрачным, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка настоящее арктическое лето в его непередаваемой прелести. Я не мог заснуть и решил поохотиться на зайцев или белых куропаток, вернее я сделал вид, что иду на охоту: мне просто хотелось уйти на скалы. Я захватил бинокль и пошел.
Наварана последовала за мной, и вот теперь мы сидели рядом и смотрели на море. Льды, льды, повсюду льды! Судну не пробиться сквозь них; сильный северный ветер нагнал к нам паковый лед. Моржи в этом году рано пришли к острову Саундерса. Когда лед лежит еще прочно, моржи направляются на север от острова Хольма к мысу Йорк через открытый проход, который всегда пересекает залив Мелвилла, - "Морская пасть", как его называют эскимосы. Моржам легко плыть по этому проходу через широкий залив, но по дороге они не встречают моллюсков. Трудно сказать, в чем дело: то ли для моллюсков здесь слишком глубоко, то ли громадные айсберги, задевая дно, вытесняют моллюсков - излюбленную пищу моржей.
В желудках моржей, которых добывают в нашей части Гренландии, всегда находят тюленье мясо. На протяжении всего пути на север им ничего другого не попадается. Поэтому моржи надолго задерживаются у острова Саундерса полакомиться великолепными моллюсками, которых здесь вдоволь. Поздней весной и в начале лета в этих местах всегда очень много моржей. Ловить их легко, так как в своих повадках они точны, как часовой механизм. Под водой они находятся семь минут, затем выныривают подышать и лежат на поверхности, пока не сделают пять вдохов; потом опять погружаются. Через семь минут они снова на поверхности; не так уж трудно рассчитать, где они покажутся, и подойти на каяке к тому месту.
Иногда бывает, что моржи заплывают в неглубокие воды, и тогда можно изучить их жизнь более подробно. Наблюдая за ними, я понял, почему в их желудках никогда не находят остатков раковин моллюсков, которыми они питаются. От путешественников и ученых мне приходилось слышать самые нелепые объяснения этого загадочного явления. Многие считают, что моржи раздавливают раковины языком и выплевывают створки. Эта странная теория не выдерживает никакой критики. Я вырезал языки у сотен убитых моржей и убедился, что они не могут отделять тело моллюсков от раковины.
На самом деле раковины отделяются еще до того, как моллюски попадают в глотку моржа. Я узнал об этом, наблюдая за моржами на мелководье у острова Саундерса. Моржи извлекают мягкое тело моллюсков необыкновенно простым, но остроумным способом, описания которого я не встречал ни в одной книге о жизни моржей. Они ныряют на дно и "вспахивают" ил и песок своими длинными бивнями. Об этом можно догадаться по самим бивням, которые всегда сточены внизу с внешней стороны и никогда не стачиваются с внутренней. Затем морж захватывает разрыхленный грунт вместе с моллюсками своими мощными передними ластами, всплывает кверху и начинает растирать ракушки. Передние ласты обладают колоссальной силой, а их "ладони" шершавы, поэтому морж с легкостью раздавливает самые твердые раковины. После этого он, стоя вертикально, разжимает ласты. Песок, камушки и раковины быстро идут ко дну, а мягкое тело моллюска не тонет в соленой воде. Теперь морж может спокойно глотать вкусную добычу.